— Что же это, Паша, вас дозвониться нельзя! Где вы там пропадаете?
И ведь хорошо знает, что около ребеночка, — да где ей понять, у самой детей не было. Трудно стало Паше. Ночью не спит, а днем все работает, убирает, за барыней ходит. Прямо из сил выбилась. Тут одна знакомая посоветовала ребенка кормилице отдать на воспитание. Подумала Паша, спросила у барыни, а та говорит:
— Я и сама хотела вам, Паша, сказать… Вы уж лучше отдайте. Француженки за детьми хорошо ходят, стоить это будет недорого, а в выходной день вы всегда сможете сына повидать.
Так и попал Алеша к кормилице, консьержке с улицы Шаронн. Звали ее мадам Легра. Славная была женщина, сама имела двоих детей и держала их в чистоте. Условились, что будет кормилица получать 30 франков в месяц, — тогда была такая цена.
В июле 1914 года в Париже стояла страшная жара. Господа решили уехать до осени в Швейцарию. В Париже жили своим хозяйством, квартиру большую снимали около Трокадеро, а в Швейцарии решили в отеле поселиться. Стало быть, и прислуга не нужна. Кухарку совсем отпустили, а Паша хотела в Россию съездить, — муж там у нее остался, родные. И условились так: съездит Паша в Россию, а к сентябрю вернется обратно.
Сыночка, конечно, в Париже оставила. Не возить же такого маленького по железным дорогам? Шутка ли сказать, — туда дня четыре езды, да и обратно столько же! В выходное воскресенье съездила Паша на рю де Шаронн, попрощалась с сыном и с кормилицей и дала ей за 3 месяца вперед. И еще мелочь какую-то мадам Легра подарила. Очень она была довольна, благодарила.
Уехала Паша в Россию. И не знала, что суждено ей вернуться не скоро, что много горя принесет ей эта поездка в родную деревню… Был август четырнадцатого года, все шло прахом. Мужа послали на фронт. Была война, революция, голод.
Пропал Алешенька. Остался в Париже, у чужой француженки. Писала Паша мадам Легра, да ответа не получила. Может, письмо пропало, а, может, обиделась кормилица, что денег не прислала. А деньги в те времена посылать нельзя было, — да и какие уж тут были деньги. И от господ больше известий Паша не получала. Должно быть, где-то в Швейцарии застряли. Всех-то людей война в разные стороны разметала.
Многое было в те годы. Как выбралась Паша из России, — рассказывать долго, да и незачем. Как все эмигранты. Выехала одна, без мужа, без денег. Но до Парижа, все-таки, добралась. Ехала в поезде и все думала о нем, о мальчишке. Десять лет ведь прошло! Как-то он выглядит теперь? Вырос, наверно, совсем большим стал. Должно быть, только по-французски говорит, и мать свою не узнает… Всю дорогу смотрела в окно, плакала и шептала сладкое имя: Алешенька…
С утра, как приехала, бросилась на рю де Шаронн, к сыну. Гостинцы с собой взяла: большую плитку шоколаду и игрушку, купленную еще в Берлине. И, ведь, как заботливо игрушку эту Паша выбирала, как любовно присматривалась к ней еще за две недели до отъезда!
Дом издали узнала. Сердце рукой попридержала, — уж очень оно стучало, гулко и неровно отдавалось в висках. Подбежала к дверям, взялась за ручку и заплакала от волнения. Здесь он, за дверью!
Сидел в комнате незнакомый консьерж. Старый какой-то, облезлый. Посмотрел недовольно и спрашивает:
— Что вам, мадам, угодно?
— Здесь живут Легра?
А у самой ноги подкашиваются, и поскорей сесть хочется. Уцепилась за спинку стула и повторяет вопрос:
— Мадам Легра, которая была здесь консьержкой…
— Легра нет. Есть Лоран, третий этаж направо. Только он холостяк и торгует на рынке апельсинами.
— Нет, Легра… Мадам Легра с детьми… Она была здесь консьержкой в 1914 году…
Покачал консьерж головой. Нет, не знает он о такой даме. Сам он живет в доме всего второй год. А до него был консьержем мосье Метрие. Да он умер, — вышел как-то на улицу, подмести перед домом, и упал. И вдова его, кажется, умерла вскоре после этого. Бедная женщина не вынесла горя, а ведь какая была работящая…
— Ну, а до Метрие?… До них ведь была мадам Легра с детьми!
— Нет, о мадам Легра я ничего не слышал. Не знаю такой.
Посмотрел консьерж внимательно. Видит, худо женщине. Дал ей стакан воды, стул подвинул. И стал расспрашивать, в чем дело? Потом вместе начали думать, как бы разыскать кормилицу? Не может так женщина бесследно пропасть. Наверно, кто-нибудь из старых жильцов знает.
Пошли по квартирам с консьержем. И, вот, подите, — дом старый, французский, в таких домах десятилетиями живут, до смерти, а почти никого не оказалось, кто знал бы мадам Легра. На шестом этаже нашли словоохотливую старуху, самую старую жилицу. И та вспомнила, что мужа мадам Легра убили на войне, кажется, в пятнадцатом году, — как же, она сама ходила покупать ему венок в Базар Отель де Виль! И потом мадам Легра с детьми переехала консьержкой куда-то на Монмартр. Кажется, на рю Нотр Дам де Лоретт. Только номера она не может вспомнить…