Никаких снарядных гильз, заполненных порохом, мы не нашли, хотя лес на другом берегу Сендеги рос точно такой же, невысокий и кривой. И мох такой же. Ну разве что кочки чуть повыше и позапинучее. Мы бродили между кочками, высматривая снаряды, только все зря. Не было тут ничего. А если и залетало, то собрали до нас.
Дюшка тоже это понимал и несколько раз вздохнул, что погода портится, хотя она на самом деле ничуть не портилась.
– Портится-портится, – настаивал Дюшка. – Вроде ясно, но тучи собираются в верхних слоях атмосферы. Я прогноз слышал – гроза сегодня вполне возможна.
Но я решил Дюшку проучить. Чтобы больше снарядов искать не хотелось да по лесам шастать.
– Надо получше проверить, – сказал я. – Снаряды могли и дальше улететь, туда, к болоту. Давай сходим.
– Заблудиться можно…
– У тебя же компас, – напомнил я.
– Ладно, сходим. Только к Сендеге надо сначала вернуться.
– Зачем? – не понял я.
– Велики проверить, – продолжал юлить Дюшка. – А то мало ли?
– Так здесь нет никого. А спрятали мы хорошо…
– Все равно надо посмотреть.
– Хватит, а? – я поглядел на Дюшку злобно. – Кто твой «Салют» украдет? У нас в городе таких два всего, даже если украдешь – не покатаешься. Так что пойдем снаряды искать.
Дюшка не стал спорить в этот раз, и мы отправились дальше, в глубь леса. Шагали в направлении болота. Молчали, слушали лес. Лес как лес. Потом Дюшка остановился. А я еще шагал. Наткнулся на него, но мы не упали.
– Что это? – спросил я.
– Не знаю…
Голос у него дрогнул. Было отчего, если честно. У нас под ногами лежала широкая, метра в полтора выжженная полоса.
– Пожар, что ли? – предположил я и сразу понял, что это глупо, никакой пожар не горит так.
Ровно.
Очень ровно, границы этой полосы были аккуратные и точные, словно их прочертили по линейке или, вернее, по трафарету. Рубеж.
За черной границей лес продолжался, и продолжался мох, все, как обычно.
Дюшка потрогал черную полосу носком ботинка.
– Похоже, оно… вымерзло, – сказал Дюшка.
А я не знал, что сказать. Такого я раньше не видел. Года два назад в конце июля случился настоящий заморозок, утром проснулись, а весь огород повял, и морковь, и свекла, и капуста. Морковь и свеклу собрали какую есть, а капусту всю на выкид. Но тут все было по-другому.
Я говорил, что черная полоса была очень ровной, но когда я рассмотрел ее поближе, то обнаружил, что она более чем ровная. По земле рассыпалась брусника, плоские кустики с темно-зелеными листочками. И в некоторых местах граница черноты проходила как раз по листьям, деля их на живую зеленую половину и мертвую черную.
– Не похоже на заморозок, – возразил я. – Слишком четкие границы. Точно ножом срезали.
– Это шаровая молния, – неожиданно уверенно заявил Дюшка. – У шаровых молний как раз такие острые края. В этом году много шаровых молний, в газете об этом писали.
Не знаю. Моя бабушка рассказывала про шаровую молнию. Это было после войны, еще дед с фронта не вернулся. Так вот, бабушка говорит, что она ничего страшнее никогда не видела. Шаровая молния, она тоже была черного цвета, плыла над рекой. И от этого становилось так тихо-тихо, точно мир умирал от ее продвижения. Бабушка затаила дыхание, а ее сестра, тетя Катя, ойкнула. Молния тут же повернула в их сторону.
Она провисела у бабушки перед лицом несколько минут, потом улетела. За эти несколько минут бабушка поседела, не целиком, конечно, а почему-то только за правым ухом, и сердце у нее потом болело часто. Так вот, это я к чему – бабушка рассказывала, что вокруг шаровой молнии была такая тишина, что она свою кровь слышала.
Вот и тут слишком тихо.
А лес за черной границей… Он чем-то отличался. От того, в котором стояли мы. Я не мог понять чем, но лес отличался.
– Пойдем посмотрим, что ли, – предложил я.
– Зачем? – тут же спросил Дюшка. – И так все понятно, шаровая. Чего там смотреть…
Но я не стал слушать, я перешагнул черную полосу.
Дюшка ойкнул.
Ничего не случилось. Мох так же хрустел под ногами, земля та же. Я оглянулся. Дюшка мялся, потом все-таки переступил.
– Похоже на НЛО, – сказал он.
– Какое еще НЛО? – не понял я.
– Неопознанный летающий объект, – пояснил Дюшка.
Я бы посмеялся, честное слово, посмеялся бы, да мне не смешно было.
– Есть одна книжка… – прошептал Дюшка.
Ну вот, началось. То есть продолжилось. «Есть одна книжка». «Один чувак в поезде рассказал». «Одной женщине пришло странное письмо». «Об этом не принято рассказывать». Нет, Дюшку не исправить. Слишком широкий кругозор тоже ни до чего хорошего не доводит.