Руками она есть не стала, стала ножом, с лезвия.
— В Эстонии что, все так? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Дюшка. — Там все как-то по-своему. Тетка из Таллина присылала посылку, так в ней мармелад в тюбиках, как из-под зубной пасты. Клубничный…
Эти тюбики нам Дюшка показывал, правда, мармелада в них никакого не осталось, Дюшка все через соломину выел.
— А может, это эстонский такой способ? — спросил я. — Банки открывать? Рыбацкий?
— Не знаю, говорю же… Там в Эстонии такая глушь, что в некоторых местах на хуторах электричества нет… Может, они с такого хутора? Дикие из леса. У девчонки вон свитер весь дырявый, а братец ее вообще в обдергушке…
— С чего ты решил, что он брат?
— Похожи.
И действительно. Я пригляделся и увидел, что они действительно похожи, Дюшка все-таки приметливый. Все жадины приметливые, вечно глядят, чего замышить. И камни метко кидает. А стреляет плохо, слишком торопливый, ну и раздерганный само собой.
Пацан тем временем доел рыбу и приступил к хлебу — оторвал от буханки половину и принялся откусывать и жевать.
Дюшка тут же забурчал животом и вздохнул, вечноголодный:
— Говорил, надо тоже купить…
Да, интересно все это. Черный хлеб без соли, без масла, без чая, всухомятку. Совсем туристы. Проголодались, вот и объедаются теперь. На молокозавод бы зашли, там сливки всегда продаются, денег-то полно, купили бы сливок…
Пацан набил за щеки хлеба и теперь медленно и устало жевал, помогая руками, надавливая ими на щеки с двух сторон сразу. Буханку отложил рядом, на бревно.
Девчонка тоже утомилась, и хлеб уже не ела, просто сидела, морщилась от солнца и зевала. Бордовый свитер на ней болтался, явно с чужого плеча, как и куртка на пацане.
Я сам едва не раззевался. От жары, от солнца, от бликов на воде, от ветра, который растерял к полудню свою свежесть и стал походить на прозрачный пар, солнечный удар получить не хватало, и самолет высоко-высоко, он каждый тут полдень.
— Давай под мост залезем, — предложил Дюшка. — Там не так жарко…
— Давай лучше домой, — в ответ предложил я. — Масло надо занести.
— А психи? — с разочарованием поинтересовался Дюшка. — Мы же хотели за психами понаблюдать…
— Я не хотел.
Да и вообще подсматривать за людьми некрасиво. Нет, мы вроде как и не подсматривали, стояли себе на мосту, воздухом дышали, а психи сами в поле зрения попали. Но все равно нехорошо. Мы же не на реку смотрели, а именно на них. Разглядывали, обсуждали. Некрасиво.
— Брось, — Дюшка сощурился. — Что дома делать? А тут психи. Ты когда-нибудь настоящих видел?
— У меня соседи психи, — сказал я. — Они помидоры зелеными едят.
На самом деле едят. Чупровы. Помидоров у них много, пол-огорода, так они никогда не дожидаются, пока те начнут желтеть, прямо так с куста зелеными и едят. Сядут вокруг — и едят, едят, соком обливаются, смотреть противно, а им ничего.
— Это не считается, — возразил Дюшка. — Мало ли кто зеленые помидоры ест?
— Они их без соли едят.
— Ну и что? Вот ко мне братан из Перми приезжал, он вермишель с сахаром ест. И ничего, не псих. А эти-то психи, сразу же видно. Кто же консервы с черным хлебом ест, изжога потом замучает…
Вдруг пацан ойкнул, подпрыгнул и хлопнул себя по шее. Оса, наверное, или слепень. Или шершень — слишком высоко он подпрыгнул, как от шершня, шершень так куснет, что неделю потом шишка. Так вот, парень ойкнул, подпрыгнул и столкнул полбуханки в реку. Течение ее подхватило и стало выносить к середине.
Пацан тут же соскочил с бревна и вступил в реку, прямо в куртке, не раздеваясь.
Соть — речка довольно глубокая, особенно за Липовкой если, да и под железнодорожным мостом сомы водятся, по слухам, чуть ли не в человеческий рост. Но здесь, у деревянного моста, она разливается широко, и глубина получается небольшая. Пацану этого вполне хватило.
Он шагнул, и тут же провалился с головой, всплыл и уцепился за куст, торчащий над берегом. Засмеялся.
А сестра его… Она тоже шагнула в воду, тоже с головой. Но не всплыла. Ухнула, и все, нету, бульк и тот не сильный получился.
— Ничего себе… — прошептал Дюшка. — Утонула…
При мне еще никто не тонул. Хотя в нашем городе то и дело кто-то тонет, но это обычно за дамбой, там глубоко, а мы туда купаться не ходим. А на нашей части реки утонуть трудно, если нарочно не стараться.