— Ничего, — сказал Андрей. — Я о нем не думаю. Все знают, что он великолепный тактик. А что он за человек — это всегда было загадкой. По–моему, его никто не любил. И… — он поискал слова. — То, что я помню… Обычно никто не жаловался на его решения. Но он поражал людей своим бездушием. Как робот. Это трудно объяснить… Все правильно, а вот — ну не мужик он. Основания для решений не те. Понимаете?
— Кажется, — сказал Арианит сквозь дым. — Андрей, вы знаете, что у Ангела был очень необычный психопрофиль? Нет, конечно, откуда…
Андрей помотал головой.
— Психопрофиль? — он засмеялся. — Если честно, для меня всегда черной магией была эта ваша психология. Если можете — объясните.
— Постараюсь… Вы в чем–то правы. В девяноста процентах случаев построение психопрофиля военнослужащих — чистая формальность. Данные вносятся в личные дела, и о них все забывают. И не влияет это ни на что. Но вот именно с Ангелом ситуация была особая. У него в психике были обнаружены целые закрытые сектора. Немногочисленные… но это все равно странно. Один из специалистов сразу предположил, что это следы очень тонкой, узконаправленной обработки. Его не послушали. А сейчас мне кажется, что он был прав…
— А почему не послушали?
— Списали на естественную вариабельность. Такое возможно, конечно… Но если Ангела действительно много лет назад запрограммировали — то кто, как вы думаете? А самое главное — зачем?
Андрей не сводил взгляда с собеседника.
— И зачем, по–вашему?
— По–моему… — Арианит затянулся папиросой и с шипением погасил ее. — Ну что ж, у меня есть гипотеза. Достаточно безумная. Что такое «танатос», знаете?
— Бог смерти?
— Да — если Танатос с большой буквы. А «танатос» с маленькой буквы — инстинкт смерти. Впрочем, я подозреваю, что это просто одно и то же… Так вот. Я думаю, что в последние столетия в коллективной психике людей родился Танатос. Вернее — новая версия Танатоса, отличающаяся от старой так же, как злокачественная опухоль от нормальной части тела. Где–то там, в среде сигналов, циркулирующих в миллиардах умов… Коллективное стремление к самоубийству. Что–то вроде патологического разума, не привязанного ни к какой конкретной голове. И вот этот разум обрел себе рабочий орган… Вы еще не думаете, что я свихнулся?
— Нет, не думаю, — сказал Андрей. — Звучит необычно, но… Вы думаете, что Ангел был запрограммирован Танатосом? Серьезно?
Арианит вздохнул.
— Мне самому трудно в это поверить, — сказал он. — Но уж очень хорошо это объясняет все события. Живое орудие. Человек, задачей которого было как можно больше разрушить… Понятия не имею, как с этим уживалась его личность. Знал ли он о том, что запрограммирован? То есть о какой–то обработке знал, конечно же. Но что ему о ней сказали? Технически такое можно сделать, если, например, заставить определенные нейроны выпускать отростки в определенные стороны. Ювелирная работа, но реальная. Я спрашивал специалистов.
— А ураниты?
— Ураниты — это другое… Я думаю, что после того, как мы вышли в Галактику, общий поток развития человечества еще и разделился на несколько ветвей. Дивергенция. И — конкуренция между ветвями, кто выживет, тот выживет… Нет. Не совсем так. Даже победившая ветвь может быть на самом деле короткоживущей. Обреченной. Успех — и неизбежное вымирание… Вы понимаете, что нам грозило?
— В случае победы уранитов?
— Или Гондваны… Это две ветви. Из четырех имеющихся… Имевшихся… А человечество — очень неравновесная система. Разнообразие в нем долго не держится. Так что война, по–моему, кончилась еще не худшим образом.
— Не худшим? — Андрей содрогнулся.
Арианит сочувственно смотрел на него.
— Далеко не худшим, — подтвердил он. — Попробуйте представить мир, в котором победили ураниты. Треть человечества — слепцы, остальные две трети — неграмотные рабы… А что касается Гондваны — то ее операция здесь, на Карфагене, была только началом. Есть четкие разведывательные данные. Они не собирались нас завоевывать. Жители Византии были им не нужны даже в качестве рабов. Они собирались стерилизовать планеты — и потом заселять их… Но даже все эти кошмары — только симптом.
— Симптом чего?
Арианит смотрел сквозь дым без всякого выражения.
— Изменения, — сказал он. — Как говорил кто–то из древних учителей: мы не умрем, а изменимся. Здесь, в Галактике, у людей зашевелились душевные структуры, которые на Земле дремали. Вот простой пример. Пока человечество жило только на Земле, в нем преобладали монотеистические религии. Язычество было исключением. Сейчас — точно наоборот. В коллективных слоях психики смещаются какие–то пласты. Идут течения. Мы постепенно становимся другими. И встречаем богов.