– Алло?
Я не ошибся…
– Пап… – Его голос дрожал, он сильно меня боялся. – Тут знаешь… эээ… пп-роблемы… Мы могли бы с тобой встретиться, как можно быстрей, чтобы все обсудить?
– Что случилось?
– Пап… ну… тут это… с университетом пп-роблемы. – Он заикался. – Я не в-виноват… Нам нужно срочно пообщаться. Можно я д-домой приеду?
– Нет. – Строго сказал я. – Что ты опять натворил?
– Па-па… – Чуть не плачет он. – Я не виноват. Тут во-вопрос жизни и смерти. Д-давай где-нибудь в центре?
– Хорошо. Через час в «Бедуине». У меня дела. Если опоздаешь – пеняй на себя.
– Да, конечно, пап. Буду.
Я прошелся по комнате. Его слова меня не удивили. Ничего удивительного, опять вляпался в какую-нибудь историю. Говорил же жене, что не стоит его отдавать в МГУ на филфак – там одни телки, совсем учиться не будет. Совсем распоясался. Эх, блядь, надо было не слушать Марину и посылать его заграницу, там где русских и «золотой молодежи» поменьше. Но ведь она все квакала: «ты чего, он такой маленький, такой несамостоятельный… я волнуюсь». Эх, моя бы воля, отправил бы в кадетский корпус куда-нибудь на Сахалин, так Марина бы сразу плакать начала, мол, дедовщина, питание ужасное, убьют-изобьют нашего ненаглядного…
Через сорок минут я приехал в «Бедуин». На парковке я сразу разглядел «BMW X5» Вани, подаренный ему мной на восемнадцатилетие. Машина блестела и выглядела почти как новенькая. Слава богу, хоть тачку не разъебал, ее восстановление обошлось бы дорого.
Ваня сидел во втором зале и, скрючившись, пил кофе. Понятно, что нервничает, боится. При виде меня он выпрямился в струнку и виновато заулыбался.
– Неплохой свитерок. – Пренебрежительно говорю я, поджав губы и показывая на его зеленый пуловер Dolce & Gabbana. Ваня явно не ожидал от меня такой фразы, поэтому сутулится и вжимается в стул еще сильнее. Я, не снимая пальто, сажусь рядом и зову официантку. – Ну что, сынок? Рассказывай.
– Пап… – На его глаза наворачиваются слезы. – Меня отчисляют…
– Правда? – По-прежнему невозмутимым тоном говорю я. – И что же ты натворил?
– Ну… – Мнется он. – Меня застукали в туалете…
– Чай. – Говорю я подошедшей официантке. – Сделайте чайничек, с мятой перечной и сахар принесите тростниковый. – Смотрю на Ваню исподлобья. – И с чем же тебя застукали?
– Ну… застукали…
– С чем застукали-то? Поссал мимо унитаза что ли? За это не отчисляют. Телку трахал? Виски пил? Или… – при мысли об этом меня начинает трясти… – То, о чем я думаю?
– Пап… – он боится посмотреть мне в глаза. – Я с-слу-чайно… честно…
– Да??? – взрываюсь я и бью по столу кулаком. – Ты что, совсем мудак??! «Случайно»?!! Это теперь так называется?! Я тебе говорил, чтобы ты этим говном не баловался, совсем охуел, мразь? Ну, ладно я закрываю глаза на эти твои клубы, но чтобы ты уже в университете, где я за тебя, ублюдка, тридцать кусков в год плачу, плюс твои эти ебаные «левые» сессии – это надо совсем из ума выжить… – Вокруг испуганно зашушукались и начали на нас оборачиваться, – Знаешь, что… нет… я не буду тебе помогать…
– Папа! Пожалуйста! – Дрожит Ванечка. – Папа, ты должен мне помочь! К кому мне еще идти, как не к тебе… Ты моя единственная надежда!
– Должен? – Переспрашиваю я. – Ну уж нет, я тебе ничего не должен. И так я тебе слишком много поблажек даю. Ты телевизор смотришь? Как мальчики в Ростове живут, в Воронеже? Я когда в твои годы в Москве жил, ящики за три рубля в ночь грузил, чтобы на цветы матери хватило, сутками зубрил, не высыпался… Тебе же, мудаку, все дано, а ты ни хуя не делаешь. Нет-нет, все, стоп, так дальше продолжаться не может. Значит так, если ты такой идиот, тебя отчисляют из университета, и ты прямиком идешь в армию. Будешь два года под Брянском окопы хуячить в компании дедов, и пизды получать за башку твою дурную, может, это тебя воспитает. И матери можешь не звонить, я ей запрещу тебе помогать…
Мой взгляд по-прежнему холоден. Ваня трясется, пытаясь передо мной оправдаться. На глазах слезы.
– Я не знаю, как ты будешь выкручиваться. Продавай машину, съезжай с квартиры – мне по хер. Домой я тебя не пущу. Может, наконец-то поймешь, что в этом мире не все на блюдечке с голубой каемочкой приносят.
– Но па-па… Я… я не виноват… Меня Никоненков подставил. Ему уже все заа-мяли, восстановили…
– Так ты до сих пор с этим дебилом водишься? – Из глаз летят искры. – Нашел себе подходящую пару… – Юра Никоненков, Ванин друг детства, сын известного московского бизнесмена Никоненкова, никогда не стоял у меня в списке людей, с которыми стоило общаться моему сыну. – Ваня, меня реально утомило отмазывать тебя от всякой хуйни, из которой ты к тому же вообще не извлекаешь уроков. Значит так. Никоненкову-старшему я еще позвоню, скажу что да как… – Смотрю я на часы. – Короче…
Ваня хлюпает носом и просительно смотрит на меня. Сопля, блядь, девка. Нахлестать бы его по щекам сейчас, как моя покойная баба Нюра меня в детстве. Эх, если бы у меня было время, я бы устроил ему урок похлеще. Но времени нет, вопрос надо решить быстро.
– Короче. – Повторяю я. – Завтра я звоню вашему проректору… как там его… Мудильникову… Красильникову, ситуацию в туалете замнем. Мне к черту не надо, чтобы твои подвиги стали общественным достоянием. Ты головой подумай, что будет, если какая-нибудь «Наизнанку» пронюхает про это и выбьет на первой полосе «Сын Феликса Серебрянникова нюхает кокс в сортире МГУ и вылетает с учебы» – я перед коллегами от стыда сгорю. Но учти – еще одна такая херня, и я, пожалуй, просто выкину тебя из своей жизни. Красильникова попрошу, чтобы он поставил тебя на личный учет, и даже денег на это не пожалею. Не дай бог у тебя на сессии будет хоть одна тройка или я еще раз услышу про дисциплинарные взыскания – все, ты хоть лоб расшиби, ни копейки от меня не получишь. И адрес и телефон мой забудешь. Ты все понял?
Ваня, боясь сказать слово, кивает головой.
– Ну, вот и славно, езжай, – говорю я и вижу, что в кафе входит Веларди.
Ваня с монашеским смирением на лице направляется к выходу, и тут я вспоминаю кое-что, окликаю его и прошу вернуться.
– На вот, Вань, я тебе кумыс привез, ты же любишь. – Сказал я и передал сыну красивый кувшинчик, купленный на одном из киргизских базаров.
13
Мы пересаживаемся с Веларди в VIP-зал. Беглым взглядом изучаю Петю. Молодой, нервный, горящий жадный взгляд – видно, что охоч до денег. Будем давить на пафос.
В кафе немного душно, у стен расставлены кальяны, статуэтки, прочие арабские безделушки. На фоне такого интерьера я чувствую себя кем-то вроде всевластного арабского шейха, который вот-вот отдаст приказ. Подходит Наташа, официантка с большой прекрасной грудью, помню на какой-то пьянке она сторожила туалет пока мы разнюхивались с Даниловым. Потом я отпросил ее у администратора ресторана, привез домой, но как она ни старалась, мой богатырь не встал и я отправил ее восвояси на такси. Подмигиваю ей и прошу принести мне кальян «яблоко на молоке». Заказываю 12-летний Chivas Regal безо льда и молоко. Пристально смотрю на Веларди. Рубашка на нем какая-то странная. Знакомая что ли, будто я ее видел раньше – черная такая, шелковая, Gucci. Хм… кажется ли мне, или действительно видел?
Ну что ж, мой юный друг, садись сюда и слушай. Учись настоящему успеху. Да, ты выиграл несколько престижных музыкальных конкурсов, съездил в Лондон, понравился дочке Березунича, выступил на нескольких закрытых олигархических вечеринках и получил звание «самый успешный молодой артист страны». Но по сравнению со мной ты лишь молокосос, марионетка в руках высших сил – продюсеров и спонсоров, которые тобой управляют! Так что сиди здесь теперь перед ЛЕГЕНДОЙ и восхищайся! Учись НАСТОЯЩЕЙ СЛАВЕ!
– Ну как дела, Петь? – по-отечески посмеиваюсь я. – Голова еще не закружилась от успеха-то? Видел твой клип последний, очень красиво. Кто снимал?