Было время позднего ужина, и полная луна только-только выкатилась на небо, когда с улицы, медленно приближаясь, донеслось такое стройное и красивое пение, что в первое мгновение Маку бросило в жар. Ни один дом не отказал бы в гостеприимстве столь сладкоголосым гостям, но песня, минуя все, приближалась к их калитке. Судя по голосам, там были не только Тхавадзе, Бичико и Уклеба, да и песня не походила на разученную в застолье.
Певцы остановились посреди двора, под старой грушей.
«Тхавадзе напоминает — если я и теперь не выйду, он придет и выведет меня в чем есть, в ночной рубашке! Сон… сон… Когда же конец? Видно, так и должно случиться…» Мака накрыла голову подушкой, прижала ее руками, но пение все-таки слышалось, тише и от этого еще сладостнее, чем прежде. «Вот почему плохо жить в деревянном доме… Открывают шампанское. Он хочет, чтоб я и тосты слышала».
В комнату тихонько прошмыгнула Мери.
— Не включай света!
— Мака, ты прямо ясновидящая!
«Она говорит, как Марго, — с удивлением заметила Мака. — Ну и пусть. Мне что за дело…»
— Откуда ты знала, что они придут?
— Я не знала.
— С ними артисты музкомедии, знакомые Бичи.
— Если спросят, где я, скажи, что пошла к дяде Антону.
— Как ты думаешь, они скоро уйдут, или что-нибудь приготовить?
— Нет, Мери, им от тебя ничего не надо.
— Пьяные?..
— Да, наверное.
Мери вышла и снаружи заперла дверь.
«Как чудесно поют… Я словно забыла все, и опять та же Мери, что была когда-то… Как хорошо поют!.. Как хорошо!..»
— О, господи! — крикнула она и вскочила с постели. «Он был здесь, со мной, и я обнимала его… Кажется, я даже жалею, что и сейчас его нет. Если это так, — я погибла!»
Она подошла к распахнутому окну и подставила лицо и грудь сырому утреннему ветру. Потом, немного успокоившись, опять легла в постель. Единственное, о чем она могла думать, это был сын Гоча. «Почему я не привезла его? Он должен быть со мной в эти дни». Путанно и несвязно она вспоминала мужа. То ей казалось, что после ее отъезда Гено изменяет ей, и она чувствовала глухую боль. Разве я имею на это право? — спрашивала она себя, но боль не проходила. То, напротив, ей казалось, что прямо с работы Гено спешит домой, ласкает скучающего без нее Гочу и утешает его: мама скоро придет. А иногда она думала, что Гено узнал о ее измене и не хочет, чтобы она возвращалась. Он не сердится на сына, когда ребенок спрашивает о матери, но старается отвлечь его. «Он совсем не интересуется, как я, где, что со мной… Я, уезжая, не сказала толком, отцу ли пора вторую операцию делать, навестить ли родных еду, или просто захотелось прокатиться. В последние дни ему открылось что-то, что раньше и в голову не могло прийти… Если можно простить, пусть твоя совесть простит… Он надеялся на меня, и, наверное, это меня и погубило… Искать опоры в Мери! Никогда не думала, что я настолько беспомощна…»
Весь день она опять ждала чего-то, настолько уставшая, измотанная затянувшимся этим ожиданием, что теперь торопила то, чему все равно суждено было сбыться. С утра до полудня она не показывалась из дому, потом вышла и села в тени под грушей. Мери все время старалась находиться где-нибудь поблизости. Она даже вызвалась сходить за доктором, но Мака опять заслонилась он нее грустной улыбкой.
Симон плохо себя чувствовал с утра. Мака забыла спросить, что с ним. Единственное, о чем она все время помнила, это: не пора ли вернуться Бичико.
— Не пора ли вернуться Бичи? — спросила она невестку.
— Пока нет, Мака. Сегодня, я думаю, он не задержится… Как хорошо пели вчера ночью!
— Ох…
— Тебе не понравилось?
— Не забудь, что скоро придет Бичи.
— Нет, не беспокойся, я помню.
— Гочу привозите сюда почаще. У нас там двор маленький, здесь хоть побегает вволю…
— Твоего Гочу?
— И прошу тебя, Мери, будь с ним поласковей.
— Конечно, но…
— Я это к тому, что теперь со временем у меня будет хуже… Мама все еще ходит на чай?
— Редко. Сегодня бригадир ее упросил: план, говорит, душит, пара рук дороже золота.
— Да… А раньше все хозяйство было на бабушке… Ты знаешь, ей однажды открылось небо.
— Померещилось, наверное. Она ведь стара была.
— Нет! — Мака с укором взглянула на Мери. — А может быть, и померещилось, уж очень ей хотелось. Ладно, иди… Смотри, не пропусти Бичи.