Под нами, насколько хватал глаз, расстилалась волнующаяся поверхность воды. С высоты полутора километров ясно были видны длинные гряды волн с ярко-белыми гребнями пены. Очевидно, был сильный ветер. Ни малейшего признака суши. Было ли это море или обширный океан, есть ли где-нибудь вообще твердая земля, — мы, конечно, не знали. Сверху нависла густая пелена туч. Темно-свинцовая вода внизу, свинцовое небо над головой, и освещающий эту мрачную картину какой-то тусклый полусвет. Мы находились на дневной половине Венеры, но освещение скорее напоминало вечер. Десятикилометровый слой облаков скупо пропускал свет Солнца, и только близость к нему планеты позволяла все-таки видеть.
Над нами и со всех сторон до самого горизонта почти непрерывно сверкали яркие молнии. Даже сквозь стенки корабля были слышны раскаты чудовищного грома. Почти черные стены ливней соединяли небо и море, захватывая громадные пространства.
Все вместе — неприветливое море с ослепительно белыми полосами пены, мрачные тучи, испещренные зигзагами молний, — производило впечатление дикой красоты.
Корабль летел теперь горизонтально со скоростью около семисот километров в час, держась на высоте одного километра. Камову приходилось поминутно менять направление, обходя мощные грозовые фронты, которые один за другим возникали на нашем пути.
Через сорок минут такого полета мы были вынуждены пройти сквозь край одного из этих фронтов и смогли воочию убедиться, что таких гроз, как на Венере, никогда не бывает на Земле.
Корабль как будто погрузился в море. Сплошная масса воды закрыла все кругом. Стало совершенно темно. Молнии сверкали так часто, что сливались друг с другом, но сквозь плотную стену воды казались тусклыми. Гром гремел непрерывно, и в этом грохоте не стало слышно работы нашего двигателя.
К счастью, это продолжалось только одну минуту. Корабль миновал полосу грозы, и она осталась сзади, как мрачная, черная стена.
Я заметил, что высота полета сильно уменьшилась. Нас отделяло от поверхности моря не более трехсот метров.
Взглянув на Камова, я понял по выражению его лица, что это обстоятельство его беспокоит.
Чужая планета встречала непрошеных гостей не слишком любезно. Тяжелая масса воды, обрушившаяся на корабль, заставила его потерять целых семьсот метров высоты. Если бы мы не миновали грозовой фронт так быстро, то легко могли оказаться в море.
— Сергей Александрович! — спросил Белопольский. — Не находите ли вы, что оставаться здесь опасно?
— Что же вы предлагаете? — в голосе Камова мне послышались насмешливые ноты.
— Я ничего не предлагаю, — сухо ответил Белопольский. — Я просто спрашиваю.
— Да, конечно опасно, — ответил Камов, — но покинуть Венеру, не выяснив того, что мы должны выяснить, я не считаю возможным.
Белопольский ничего не ответил. Корабль продолжал полет на той высоте, на которую его сбросила гроза.
Стало немного светлее, видимость улучшилась, и я воспользовался этим, чтобы сделать несколько снимков океана Венеры.
Что это был океан, а не море, становилось очевидным: мы летели уже около двух часов, но нигде не видно было ни малейшего признака берега.
Мое внимание привлекли какие-то красные блики на волнах. Они вспыхивали и гасли внизу, прямо под нами. По сторонам их не было видно. Я хотел обратить на них внимание Камова, но в тот же момент сам догадался, что это такое.
Это был отблеск пламени из дюз корабля.
Схватив аппарат, заряженный цветной пленкой, я зафиксировал этот необычайный и поразительный эффект — отражение земного огня в волнах океана другой планеты.
Впереди по курсу опять возникла широкая черная полоса. Огромный грозовой фронт обойти было невозможно. Неужели Камов решится подвергнуться тому же риску? Но нет, корабль резко пошел вверх. Через минуту мы снова летели в молочно-белом тумане.
Гроза во всей своей неистовой ярости осталась внизу.
— Поразительная картина! — сказал Пайчадзе. — Планета полна юных, нерастраченных сил. Такие мощные грозы были на Земле в пору молодости, много миллионов лет назад. Теперь я верю — на Венере будут живые существа.
Мы давно уже сняли шлемы, а атмосферный двигатель работал относительно тихо, так что разговаривать было вполне возможно.
— Только будут? — спросил я.
В глубине сознания я все еще надеялся, что мы найдем жизнь уже теперь, а Арсен Георгиевич говорил о далеком будущем.
— Вам хочется, чтобы жизнь уже существовала? — спросил он. — Готов сделать уступку. Возможно, в водах океана появились простейшие организмы. Через миллионы лет из них разовьются разнообразные формы животного мира.
— Почему простейшие? — не сдавался я. — Может быть, уже появились какие-нибудь ихтиозавры или бронтозавры.
— Ищите! — сказал он. — Поймайте их и объектив аппарата.
— Я постараюсь это сделать, как только Сергей Александрович опустится.
Между тем Камов несколько раз опускался и снова набирал высоту, убеждаясь, что мы еще не миновали грозу. Так прошло полтора часа. Наконец мы снова увидели поверхность планеты. Под нами по-прежнему был океан.
Полоса грозы, которую мы перелетели, имела больше тысячи километров ширины и, очевидно, захватывала гигантскую площадь. Стало ясно, что грозы — обычное и повсеместное явление на Венере. Близость к Солнцу вызывала сильное испарение воды, и, скапливаясь в тучи, она низвергалась обратно чудовищными ливнями.
Но имеет ли расстилающийся под нами океан где-нибудь конец, или он покрывает всю поверхность планеты?
— Материки или острова должны быть, — заметил Белопольский. — На планете безусловно есть растительность, иначе наличие свободного кислорода объяснить нельзя. Мы обязательно увидим сушу.
— Если она не осталась позади, в полосе грозы, — заметил Пайчадзе.
Часы шли за часами, но океан был все тот же. Корабль летел то в одну, то в другую сторону, поднимался вверх и опять опускался. Камов маневрировал, стараясь не попасть под многочисленные ливни, страшную силу которых мы уже испытали.
Я пристально вглядывался в пенистую поверхность океана в надежде заметить в бинокль хоть малейший признак жизни, но тщетно. И вода и воздух были пустынны.
Поставив на аппарат самый сильный из моих объективов, я фотографировал океан Венеры десятки раз. Быть может, то, что ускользнуло от моих глаз, будет обнаружено на снимке.
Мы оставили позади около пяти тысяч километров, когда на исходе восьмого часа полета корабль пролетел, наконец, над береговой полосой.
Вода сменилась лесом.
Он был так же бесконечен, как и океан. Густой растительный ковер простирался во все стороны до самого горизонта. Но он был не зеленый, как на Земле, а оранжево-красный.
Научное предвидение пулковского астронома Г.А.Тихова блестяще оправдалось. В 1945 году он высказал предположение, что вследствие жаркого климата растения Венеры, если они существуют, должны отражать оранжевые и красные лучи Солнца, несущие излишний для них запас тепловой энергии. По противоположной причине растения Марса должны быть голубоватого цвета. Очень скоро мы сможем убедиться верно ли это.
Камов опустился еще ниже.
Мы видели громадные деревья. Они стояли так плотно, что разглядеть, что творится под ними, было совершенно невозможно при скорости корабля в двести метров в секунду.
Я включил киноаппарат на максимальную скорость съемки и направил его объектив вертикально вниз. Кроме того, я сделал около сотни снимков с самой короткой экспозицией, какую только позволял затвор аппарата.
Больше ничего нельзя было сделать. Камов не мог уменьшить скорость без риска врезаться в “землю”.
— Жаль, что мы не опустимся на поверхность Венеры, — сказал я.
— Где? — коротко спросил Сергей Александрович.
Действительно, опуститься было негде. Плотная стена леса не имела ни одного просвета. Это был девственный лес, какие, вероятно, росли и на Земле в каменноугольньй период. Что за породы росли в нем? Похожи ли они на земные? Я надеялся, что мои снимки помогут выяснить это.
На исходе девятого часа мы увидели огромную реку.