— Я тоже! — отозвался Белопольский. На его всегда хмуром лице сияла улыбка, а голос звучал непривычно мягко. — Теперь мне уже нечего желать. Кроме Марса разумеется, — прибавил он.
Для меня также это событие было исключительно интересно. Моя коллекции снимков обогатилась изумительными, уникальными кадрами. Благодаря тому, что я всегда держал мои аппараты в полной боевой готовности, мне удалось заснять всю эту необычайную, почти фантастическую встречу от начала до конца.
— Не будь вас, сказал Камой, — мы, вероятно, не успели бы сделать ни одного снимка. Это было бы большим ущербом для науки. Помните, вы сомневались, оправдает ли ваша работа участие в полете? Одним только сегодняшним днем ваше присутствие на корабле оправдано.
Едва не ставшая роковой, встреча произошла в двадцать один час пятнадцать минут. Я только что собрался удалиться в каюту на отдых, когда неожиданно сработал автомат радиопрожектора. Дробный звон наполнил звездолет, и сердце невольно сжалось от сознания близости внезапно возникшей неведомой опасности.
С самого отлета с Земли еще ни разу не раздавался на нашем корабле грозный сигнал.
Стремительно пролетел мимо меня Камов и кинулся к пульту.
Я не бросился за ним, а остался там, где меня застала тревога. Пайчадзе, находившийся в этот момент у окна застыл на месте, не спуская глаз с командира. Мое тело напряглось в ожидании команды, в готовности немедленно выполнить ее, какова бы она ни была.
Но никакой команды не последовало.
Корабль неожиданно вздрогнул, и меня с силой бросило на стену. Страшный грохот тугой волной ударил в уши. Мысль о катастрофе мелькнула на короткую секунду, а в следующую я уже понял, что случилось: Камов без предупреждения включил один из двигателей. Впервые я без шлема услышал его работу.
К счастью для нас, чудовищный грохот продолжался не более пяти секунд. Снова настала тишина, и я почувствовал себя свободным от неожиданной тяжести. У меня кружилась голова и сильно звенело в ушах. Я видел у пульта сосредоточенно-серьезное, но спокойное лицо Камова и понял, что неведомая опасность миновала.
— К левым окнам! — крикнул Сергей Александрович. — Мельников, к съемке! — И прильнул к перископу.
Я бросился к киноаппарату, вмонтированному в левую стенку корабля, и, еще ничего не понимая, молниеносно открыл объектив и включил ленту. Затем с лихорадочной быстротой схватил переносную камеру и открыл “свое” окно.
Сначала я ничего не увидел. Как всегда, темная бездна была усеяна бесчисленными точками немигающих звезд. Все было как всегда.
Но вот впереди нас из-за борта корабля начала выступать ярко освещенная изломанная линия края какого-то исполинского предмета. Он быстро увеличивался в размерах, вырастая на глазах, и, казалось, со страшной быстротой несся прямо на корабль.
Я видел причудливые нагромождения скал, острые скалы, глубокие черные трещины — сверкающую в лучах солнца колоссальную гору, готовую раздавить маленький звездолет, который бесстрашно мчался ей навстречу.
Момент — и бесформенная глыба поравнялась с окном корабля, закрыв собой все видимое пространство. До нее было так близко, что, казалось, стоило протянуть руку, чтобы дотронуться до светло-серой поверхности, по которой, прыгая на выступающие скалы и проваливаясь в глубокие ущелья, с молниеносной быстротой промчалась тень нашего корабля.
Показался неровный, ломаный край, и вся масса как бы растаяла в пространстве позади нас. Видение исчезло с непостижимой быстротой. Снова спокойно сверкала звездная глубина мира. Необъятная пустота вновь распахнулась вокруг корабля, и казалось, что и не было никогда уродливого обломка, промчавшегося мимо и едва не прекратившего наш космический рейс.
Все заняло не больше двадцати секунд.
Ошеломленный и даже, пожалуй, немного испуганный, я машинально остановил аппарат. Снимать больше было нечего.
Камов глубоко вздохнул. Его лицо было очень бледно. Он вынул платок и усталым движением вытер лоб.
— Что это было? — тихо спросил я Арсена Георгиевича.
— Астероид. Одна из карликовых планеток, неизвестная астрономам.
— Мы первые увидели ее, и… так близко, — прошептал Белопольский.
— На подобную встречу был один шанс из миллионов, — сказал Камов, — но я никогда не прощу себе моего самоуверенного заявления, что она невозможна.
— Зачем так говорить? — нахмурился Пайчадзе. — Опасаться встречи с астероидом надо за орбитой Марса. Там главный пояс. Вблизи орбиты Земли они редки. То, что произошло сейчас, совершенно исключительный, редчайший случай.
— Но этот редчайший случай мог стоить вам жизни, — сказал Камов.
— И вам также, — вмешался Белопольский. — Предупредить подобное столкновение современная техника еще не в состоянии. Если бы оно произошло, то никто не был бы виноват.
Камов молчал несколько секунд.
— Вы, конечно, правы, — сказал он. — Я виню себя только в том, что говорил о невозможности встречи. Это полезный урок, и не только нам, но и всем звездоплавателям будущего. Кто дежурит у пульта?
— Я, — ответил Белопольский.
— Продолжайте дежурство!
И с этими словами Камов покинул обсерваторию.
— Вы собирались отдохнуть? — обратился ко мне Пайчадзе, когда за командиром корабля закрылась дверь. — Идем вместе. На сегодня хватит.
Войдя в каюту, мы удобно расположились в своих сетках по обе стороны круглого окна.
— Я все думаю о фразе Константина Евгеньевича, — сказал я. — Помните, он говорил, что современная техника не в состоянии предотвратить подобное столкновение. Но разве невозможно соединить радиопрожектор с каким-нибудь автоматом, который бы изменил полет корабля в случае появления препятствия, снабдить корабль подобием автопилота?
— Такого прибора нет, — ответил Пайчадзе. — Что возможно на самолете, невозможно на космическом корабле. Не забывайте — мы летим по инерции. Двигатели не работают. Чтобы изменить направление полета, надо включить их. Предварительно рассчитать, столкнется появившееся тело с кораблем или нет, в какую сторону надо повернуть корабль, никакой автомат не может. Пока не может, — прибавил он. — В будущем такой аппарат будет.
— Об этом я не подумал. Остается радоваться, что случай благоприятствовал нам.
— “Случай”! — повторил Пайчадзе. — У нашего командира верный глаз, твердая рука. В момент встречи я наблюдал один объект прямо впереди и, когда появилась эта маленькая планетка, заметил ее сразу после сигнала тревоги. Она находилась правее и выше линии нашего полета. Было неизбежно столкновение. Ее траектория пересекала путь корабля. Любой на месте Камова свернул бы в сторону, но Сергей только затормозил корабль, настолько, чтобы пропустить планету перед носом звездолета. Нужен безошибочный глазомер и большое хладнокровие, чтобы решиться на такой маневр. Учтите, — у него не было ни одной секунды на размышление.
Арсен Георгиевич говорил внешне спокойно, но я обратил внимание, что он назвал Камова по имени. Это происходило только тогда, когда Пайчадзе бывал сильно взволнован.
— На каком расстоянии от планеты мы пролетели?
— Не больше шестисот метров.
Только сейчас я понял всю величину опасности, которой избежал наш корабль.
— При таком маленьком расстоянии планета могла притянуть нас к себе, — сказал я.
— При скорости корабля, — ответил Пайчадзе, — этот крохотный член солнечной системы не мог оказать никакого действия. Корабль не отклонился от своего пути ни на один миллиметр. Даже тело величиной с Луну не повлияет заметно на звездолет, летящий со скоростью двадцати восьми километров в секунду. А такая крошка и подавно.
— Хороша крошка! — сказал я, вспомнив исполинскую глыбу.
Пайчадзе засмеялся.
— В астрономии, — сказал он, — Земля считается маленькой планетой. Астероид диаметром не больше тридцати километров — совсем пылинка. Но, как ни мала эта планетка, меня удивляет, что она еще не открыта. Ее орбита близка к орбите Земли.