Мельников посмотрел на Константина Евгеньевича и встретил непривычно смущённый и даже робкий взгляд. И чувство любви к этому человеку, так много пережившему из-за него, с щемящей жалостью волной хлынуло в сердце. Захотелось сейчас же, сию минуту обнять учителя, расцеловать морщинистое лицо…
- За вами, - ответил Зайцев, - непрерывно наблюдали с Земли. Когда выяснилось, что «фаэтонец» день за днём не меняет направления и скорости полёта, Камов предложил сделать последнюю попытку приблизиться к нему. На этот раз удалось. Почему вы так часто поворачивали?
- Всё хорошо, что хорошо кончается, - сказал Мельников, - говорит народная мудрость. Если бы «СССР-КС3» сразу догнал нас, мы могли бы действительно бросить корабль фаэтонцев на произвол судьбы. Наука понесла бы большой ущерб. Ведь мы не знали тогда, что кольцевым кораблём можно управлять. Всё к лучшему.
Белопольский опустил голову. Он понял, что этими словами Мельников отвечает на просьбу о прощении, высказанную сразу при встрече.
- Теперь мы ждём вашего рассказа, - сказал Зайцев.
Он включил экран, чтобы Топорков, находившийся в радиорубке, также мог слышать.
- Говорите!
И очень часто то один, то другой из членов экипажа «СССР-КС3» невольно бросал взгляды на экран, словно вид корабля фаэтонцев самим фактом своего близкого соседства доказывал реальность того, что они слышали.
Всё, что говорил Мельников, было правдой, такой же несомненной, как несомненно было присутствие самого Мельникова в рубке управления, правдой о пребывании двух людей в мире отдалённого будущего, правдой, чудовищно неправдоподобной, которую любой трезвый человек счёл бы сплошной фантазией.
Он говорил о питании воздухом, об управлении мыслью, о металле, превращающемся в пустоту, о неведомых аппаратах, которые по «своей воле» управляют сном и бодрствованием человека, о самостоятельном маневрировании звездолёта, автоматы которого заботливо охраняют его в пустоте пространства. Он рассказывал им о стенах, которые по желанию становятся прозрачными и теряют эту прозрачность, о «стеклянных» мостиках, висящих без опоры, о пульте управления, в глубине разноцветных граней которого горят загадочные огоньки, становящиеся неподвижными, когда в кресло садится пилот, точно они видят его и готовы выполнить его волю.
И, когда смолк негромкий голос Мельникова, в рубке наступило длительное молчание.
Его прервал Белопольский.
- Ты прав, - сказал он. - Корабль фаэтонцев надо спасти, спасти во что бы то ни стало.
- Приказывайте, Константин Евгеньевич!
Словно тень легла на лицо академика. Мельникову показалось, что Константин Евгеньевич хочет что-то сказать, но не может решиться. И каким-то особым чутьём он догадался…
Зайцев закусил губу и отвернулся. Он тоже понял, что сейчас произойдёт.
Экран погас. Точно не желая слушать, Топорков выключил его.
- Приказывать? - едва слышно сказал Белопольский. - Я потерял это право. - Он сделал над собой ясно видимое усилие и сказал громко и твёрдо: - На борт «СССР-КСЗ» вступил его командир. Командиру не приказывают. Его приказы выполняют. Я жду!
- Константин Евгеньевич, - умоляюще прошептал Мельников.
- Если хочешь, пошли радиограмму на Землю. Ответ Камова может быть только один. - Он помолчал. - Об одном попрошу тебя. Предоставь мне честь довести «фаэтонца» до Земли. Доверь его мне, Второву и Коржевскому. Только так я могу оправдаться если не в глазах людей, то в своих собственных. Слишком много было ошибок. Ошибок преступных.
Мельников понял, что спорить бесполезно. По лицам товарищей он видел, что решение Белопольского их не удивило. Но он не мог так, сразу, согласиться принять на себя командование кораблём.
- Хорошо! Я радирую Камову. Пусть он решит этот вопрос.
- Идите! - сказал Белопольский.
Все поняли, что это относится не только к Мельникову. Константин Евгеньевич хотел, чтобы его оставили одного.
- Я очень боюсь за него, - сказал Зайцев, когда круглая дверь рубки управления закрылась за ними, - как бы он…
- Кто? Белопольский? Бросьте об этом думать. Это совершенно невозможно. Исключается. Но расскажите мне обо всём более подробно.
И, пока радиограмма летела через бездну пространства, Зайцев и Топорков рассказали всё.
В свете этого рассказа было очевидно, что решение Белопольского естественно и закономерно. Но что ответит Сергей Александрович?..
Ждать пришлось долго. Камова не было на радиостанции, и с ним связывались по телефону. В Москве сейчас было пять часов утра.
Но наконец чёткий голос радиста передал ответ директора Космического института и председателя правительственной комиссии: