До, можно было уверенно сказать, что только он один из всего экипажа «СССР-КС3» мог вести «фаэтонец» в таких условиях.
Церера была уже хорошо видна. Даже невооружённым глазом можно было заметить крохотную звёздочку, которая буквально по часам увеличивала свой блеск.
Звездолёт подлетал к цели.
Своеобразный новогодний подарок преподнёс науке итальянский астроном Пиацци. В ночь на 1 января 1801 года он открыл первую из малых планет — Цереру, оказавшуюся впоследствии самой крупной. Её диаметр — семьсот семьдесят километров, а масса составляет одну восьмитысячную массы Земли. Планета очень ярка, и это заставляет думать, что она состоит из хорошо отражающих свет минералов, а возможно, и металлов. Церера движется по почти правильной круговой орбите, и её скорость движения составляет около двадцати километров в секунду.
Белопольский принял решение опуститься на Цереру по тому же плану, который был осуществлён при посадке «СССР-КС3» на Венеру, — зайти на орбиту позади планеты и догонять её. При этом манёвре должно было окончательно выясниться, во всём ли послушен Второву звездолёт и насколько точно он выполняет мысленные приказы. Если подход к Церере удастся, то можно будет надеяться на благополучное «приземление».
Даже с помощью прекрасно оборудованного пульта управления «СССР-КС3» подобный манёвр требовал большого труда и исключительной точности. А здесь придётся не самому управлять, а каждый раз действовать через Второва, так объясняя ему нужный, угол поворота, чтобы молодой инженер мог, отчётливо представив его в воображении, мысленно повернуть звездолёт и без малейшей ошибки.
У Константина Евгеньевича невольно возникали сомнения. В точности работы механизмов корабля он не сомневался, несколько раз он видел, как они реагируют на «приказы». Но вот чёткость мысли Второва?..
«Если бы я сам, непосредственно, мог принимать решения и приводить их в исполнение», — думал он.
Но это было невозможно.
Он понимал, что все они рискуют жизнью. Если от удара о поверхность Цереры треснет корпус корабля, смерть будет мгновенна, — на Церере нет атмосферы.
Но жребий был брошен месяц назад на борту «СССР-КС3», и ничего не оставалось, как испытать на практике «орлом» или «решкой» он ляжет. «Орёл» — жизнь и спасение звездолёта, «решка» — смерть и разбитый корабль.
Белопольский поделился с Коржевским своими мыслями. Биолог ответил коротко: «Я это знаю». Со Второвым никто не говорил на подобные темы — его спокойствие и уверенность в себе были важнее всего. Белопольский думал, что Второв не сознаёт величины опасности, но он ошибался.
Геннадий Андреевич испытал всю тяжесть первых дней совместного с Мельниковым полёта на «фаэтонце». Он давно понял, что за непринуждённой лёгкостью посадки «СССР-КСЗ» на Арсену, а затем на Венеру стоят труд, искусство и смертельная опасность. Урок падения на Венеру не прошёл даром. Он понял, что космос не шутит. И он хорошо знал, на что идут они трое и чем рискуют. На Венере он был ещё новичком, многого не понимающим и на многое смотрящим несколько легкомысленно: теперь он превратился в звездоплавателя. Десять незабываемых дней — и от прежнего Второва ничего не осталось. Он прошёл школу пустого пространства.
И, отчётливо сознавая, что именно от него, в конечном счёте, зависят жизнь товарищей и спасение корабля, Второв собрал свои нервы в тугой клубок, готовясь как автомат исполнять всё, что прикажет ему Белопольский. У него не было ни страха, ни сомнений. Он говорил себе: «Я должен!»
И он и Коржевский были уверены в своём командире, в его знаниях и опытности.
Экипаж кольцевого корабля был готов к труднейшему манёвру, и всё, казалось, говорило в пользу благополучного конца.
Всё!.. Кроме одного, самого главного, самого решающего… Но они даже не подозревали, как близка была грозная и неотвратимая опасность.
Фатальная ошибка была совершена месяц назад, совершена совместно Мельниковым и Белопольским.
Можно ли было обвинить их в этом? Человек — это только человек, не более. Он не машина и подвержен ошибкам. На решения, принимаемые людьми, влияют предшествующие факты и впечатления. Мельников и Белопольский были «загипнотизированы» могуществом фаэтонской техники. И они упустили из виду, что фаэтонцы тоже не более как люди. Их техника — это техника людей, другой не бывает в природе, и её мощь не беспредельна.
Об этом они забыли.
На Земле «фаэтонский гипноз» не был так силён. Там не знали всех подробностей десятидневной эпопеи Мельникова и Второва. И сразу заметили опасность.