Имя, названное Камовым, было мне знакомо. Белопольский — однофамилец знаменитого русского астронома — был автором многочисленных астрономических книг, и я сам изучал в школе астрономию по его учебнику.
Когда Камов назвал мою фамилию и сказал, что я участник будущего полёта, Белопольский пожал мне руку, но, как мне тогда показалось, сделал это совершенно равнодушно. Даже тени улыбки не появилось на его лице, покрытом глубокими морщинами (хотя ему было только сорок пять лет), и он не сказал ни одного из тех слов, которые принято говорить в подобных случаях.
Помню, что на меня произвело неприятное впечатление это молчание, и я даже подумал, что иметь такого спутника в долгом путешествии не особенно большое удовольствие.
Как я знаю теперь, крайняя молчаливость является отличительной чертой этого человека, который может долго говорить только об астрономии и математике.
Совершенно иначе встретил меня четвёртый участник экспедиции — Арсен Георгиевич Пайчадзе, с которым я познакомился двумя днями позже.
Ещё молодой, не старше тридцати пяти лет, он был широко известен как выдающийся знаток спектрального анализа [2]. Влюблённый в астрономию, называющий её «верховной наукой», Пайчадзе способен часами говорить о какой-нибудь звезде или туманности. Говорит он не очень хорошо, с заметным грузинским акцентом, но я знаю, что студенты университета, где он преподаёт астрономию, любят его слушать.
— Борис Николаевич Мельников? — спросил он, пожимая мне руку с такой силой, что я сморщился от боли. — Слышал про вас. Участвовали в полярной экспедиции.
— Участвовал, — сказал я.
— Тогда на полюс, теперь на Марс. Боитесь полёта?
— Если говорить откровенно, боюсь немного.
Возможно, что я не ответил бы так кому-нибудь другому. Но вся небольшая, тонкая фигура Пайчадзе, его смуглое лицо с коротко подстриженными чёрными усиками, его ласковые глаза сразу произвели на меня такое впечатление, как будто я знал его уже много лет.
— Неудивительно, — сказал он. — Перед полётом на Луну я очень боялся. Не спал. Потерял аппетит.
— А теперь не боитесь?
— Теперь нет. Космический полёт не страшен. Не надо бояться.
— Меня очень беспокоит, смогу ли я оправдать доверие.
— Будете так думать, — не оправдаете. Надо быть уверенным. Наверное, думаете, случайно попали в полёт. Ткнули пальцем — попали в меня. Неверно!
Сергей Александрович не возьмёт случайного человека. Наводил справки. Советовался. Не надо ни в чём сомневаться.
Он заставил меня рассказать ему мою биографию, сам рассказал о себе, и мы расстались друзьями. За два месяца, которые прошли с тех пор, я убедился, что Пайчадзе человек приветливый, общительный и будет хорошим товарищем в полёте. На нашем корабле моё место в одной каюте с ним, и это меня очень радует.
Потянулись дни напряжённой и увлекательной работы. Слова Камова, что мне дадут обширное задание, оправдались. Объём порученной работы был громаден. До сих пор я и не подозревал о тех применениях фотографии, которым меня научили. Снимки в инфракрасных и ультрафиолетовых лучах, снимки объектов, покрытых туманной или облачной дымкой, снимки Солнца и его «короны» и многое, многое другое. Пришлось пройти целый курс. Помимо двух специально прикреплённых ко мне консультантов по астрономической съёмке, со мной занимались мои будущие спутники — Камов и Белопольский. Сергей Александрович знакомил меня с устройством корабля и работой приборов управления, а Белопольский — с основами звёздной навигации.
Дней не хватало. Я работал по восемнадцать часов в сутки и часто, приехав домой, вместо того, чтобы лечь спать, садился к письменному столу.
Так продолжалось до тех пор, пока наш врач, Степан Аркадьевич Андреев, не заявил решительного протеста.
— Я не могу допустить, — сказал он Камову, — чтобы Мельников работал без отдыха. Если так будет продолжаться, то он не будет допущен к полёту. Я отвечаю за него и за всех вас перед правительственной комиссией.
— Я вас понимаю, — ответил Камов, — но что я могу сделать? Мы готовились год, а Борису Николаевичу оставлено только два месяца.
— Всё равно, я не разрешаю ему не спать по ночам, — стоял на своём врач. Он должен спать восемь часов в сутки. Всё остальное время в вашем распоряжении.
На том и порешили. С этого дня он лично отвозил меня домой и уходил только тогда, когда я засыпал.
Кончилось это тем, что он поселился у меня в комнате, чему я был очень рад, так как Степан Аркадьевич был на редкость занимательным рассказчиком. Лёжа постели, он начинал рассказывать какой-нибудь случай из своей медицинской практики. Он считал, что для моего мозга полезно отвлечься от изучаемых вопросов, но нередко, увлёкшись воспоминаниями, забывал о времени. И лишь внезапно заметив, что предательская стрелка далеко ушла от положенного часа, прерывал рассказ на самом интересном месте и сердито ворчал:
2
Спектральный анализ — исследование химического состава тел при помощи изучения испускаемого или отражаемого ими света.