— Скорее на корабль! — испуганно воскликнул Коржевский.
Он руками обхватил шею Второва, словно собираясь задушить его. Сквозь прорехи мог проникнуть непосредственно в шлем отравленный формальдегидом воздух Венеры. Белопольский схватил верёвку и отрезал от неё порядочный кусок. Этим концом плотно обмотали воротник комбинезона.
— У вас ничего не сломано? — спросил Коржевский.
— Как будто ничего, — ответил Второв. — У этих чудовищ исполинская сила. У меня всё тело болит.
— Но идти вы можете?
— Конечно, могу.
Очутившись в выходной камере, Второв протянул руку Топоркову.
— Спасибо, Игорь Дмитриевич! — сказал он. — Вы спасли мне жизнь.
— То ли ещё будет, Геннадий Андреевич! Cегодня я вам, а завтра вы мне.
Даже тогда, когда они торопились на корабль, чтобы осмотреть найденную в заливе линейку, процедура фильтрования не казалась такой томительно долгой. Все с беспокойством наблюдали за лицом Второва, ожидая увидеть признаки отравления. Герметичность верёвочного воротника вызывала законные сомнения.
— Как вы себя чувствуете? — поминутно спрашивал Коржевский.
— Голова болит.
— Вы слышите какой-нибудь запах?
— Да, очень сильный и неприятный.
Значит, формальдегид всё-таки проходил, минуя коробку фильтра.
На звездолёте уже знали обо всём, что случилось. У дверей выходной камеры в полной готовности стоял Степан Аркадьевич с сумкой первой помощи в руках. Баландин и Пайчадзе держали носилки.
Как ни велико было беспокойство за здоровье товарища, процесс дезинфекции был соблюдён полностью.
Из выходной камеры можно было говорить только с центральным пультом. Собравшиеся в коридоре ничего не знали о том, что происходит за дверью. Когда она, наконец, открылась, они увидели, что Зайцев и Князев держат Второва на руках.
— Он потерял сознание три минуты тому назад, — сказал Белопольский.
Андреев молча открыл сумку.
— Положите его на пол, — распорядился Коржевский.
Оба врача склонились над пострадавшим. Через минуту Второв открыл глаза, и Андреев приказал перевести его в лазарет.
— Ничего, всё в порядке, — ответил он на вопрос Белопольского. — Он скоро будет совсем здоров.
Романов и Князев, как самые сильные из всех, понесли носилки. Ходить по звездолёту, да ещё с грузом, было очень трудно. «Клиника», как в шутку называли лазаретное помещение, к счастью, находилась в этом же коридоре.
— Венера щедра на сюрпризы, — сказал Зайцев. — Что-то будет дальше?
— Как с линейкой, Зиновий Серапионович? — спросил Белопольский у Баландина.
— Она несомненно деревянная, — ответил профессор. — Породы дерева мы не могли определить…
— Неудивительно!
— Но можно с уверенностью утверждать, что она очень долго находилась в воде. По-моему, не меньше года.
— Не меньше года, — задумчиво повторил Белопольский. — Так! Выходит, что линейка попала в воду год тому назад?
— Как будто так.
— В таком случае бесполезно искать её хозяев. За такой долгий срок её могло принести из другого полушария планеты.
— А если её потеряли звездоплаватели, то их корабль давно вкинул Венеру, — добавил Мельников.
— Звездоплаватели?..
Белопольский пожал плечами. По этому жесту было видно, что Константин Евгеньевич не очень верит в посещение Венеры обитателями другого мира.
— Перископ ещё наверху? — спросил он.
— Конечно нет.
— Поднимем его ещё раз. Пройдёмте на пульт, Зиновий Серапионович!
Воздушный шар с подвешенной к нему телевизионной камерой снова поднялся над звездолётом. На экране появился океан. Камера медленно вращалась, и водная равнина сменилась оранжево-красной панорамой «леса».
— Поднимите перископ выше!
Мельников исполнил приказание. Было заметно, что шар сильно относит к востоку, но всё же горизонт расширился.
— Так и знал! — сказал Белопольский. — Смотрите!
Глазок перископа повернулся в это время к северу. И Баландин и Мельников одновременно заметили вдали тёмную полоску воды. Такие же полоски оказались с запада и юга.