— Приняли. Поняли. Следующая связь 27 августа. Выключаю передатчик, — сказал Топорков.
И только успели прозвучать эти слова, звездолёт пошёл вниз, туда, где далеко белоснежной массой раскинулся необъятный облачный океан.
Мельников случайно посмотрел на Белопольского и поразился необычайному зрелищу, — Константин Евгеньевич улыбался. Это было не подобие усмешки, которое он иногда видел на суровом лице академика, а широкая, радостная улыбка человека, с плеч которого свалился камень. Казалось, ещё секунда — и Белопольский рассмеётся.
«Расскажу Арсену, ни за что не поверит», — подумал Мельников.
Спуск занял значительно меньше времени, чем подъём. Через восемнадцать минут корабль влетел в облака. И так же, как двенадцать дней тому назад, миновав их толщу, оказался в самой середине грозового фронта. Словно Венера не умела иначе встречать гостей.
— В третий раз мы с вами опускаемся на Венеру, — сказал Мельников. — Когда я думаю, что через несколько минут снова увидим оранжевый лес… Хоть бы что-нибудь зелёное!
— Это результат духовной связи с Землёй, — чуть насмешливо ответил Белопольский.
— Я ни на минуту не терял этой связи, — обиженно возразил Мельников.
— Охотно верю. Но раньше всё заглушалось интересом к работе. Какая разница, — зелёный или оранжевый цвет!
«Всё-таки странный он человек, — подумал Мельников. — Никак не понять его до конца».
Материк находился сейчас почти на границе дневной и ночной половины Венеры. Направляясь на запад, звездолёт не мог пролететь мимо. И действительно, через двадцать минут полёта на экране стал виден оранжево-красный лес. Мельников, управлявший кораблём, повернул на север, ища устье реки.
Проходили минуты, но река не появлялась. Вскоре заметили, что лес становится реже, начали попадаться равнины, которых не видели с борта подводной лодки.
— Или мы гораздо южнее, или, наоборот, севернее реки, — сказал Мельников. — Местность мне незнакома.
— Скорей всего севернее, — ответил Белопольский. — Повернём на юг.
Мельников переложил рули. Описан широкий полукруг, звездолёт повернул обратно.
Ещё около получаса летели вдоль берега, не встретив ни одного грозового фронта. Они виднелись всюду, но, по-видимому, также шли на юг.
С высоты шестисот метров открывался широкий кругозор. Белопольский и Мельников одновременно заметили искомую реку. Недалеко от океана она круто сворачивала на северо-запад, исчезая за лесным массивом. В той стороне горизонт был закрыт полосой грозы.
— Всегда и везде, — с досадой сказал Мельников.
Уже хорошо знакомые пейзажи Венеры сегодня почему-то раздражали его. Такое же чувство испытывали и остальные члены экипажа. Все смотрели на свинцовое небо и оранжево-красную полосу берега с раздражением. Хотелось увидеть что-нибудь, что хоть немного напоминало бы родину. Но, кроме воды океана, всё было иным, чужим…
— Переждём, — спокойно сказал Константин Евгеньевич. — Особенно торопиться нам некуда.
На самой малой скорости звездолёт стал летать по кругу, не удаляясь от реки и ожидая прохождения грозового фронта. Вскоре дорога очистилась.
Ещё пятнадцать минут полёта — и вдали показались пороги, казавшиеся с высоты тонкой белой линией, протянутой поперёк реки.
— Смотри, там озеро! — вдруг сказал Белопольский.
Мельников вгляделся в экран. Действительно, совсем близко от порогов, среди деревьев, виднелось лесное озеро, имевшее в поперечнике, насколько можно было судить на расстоянии, километра два. Когда подлетели ближе, стало видно, что северный берег плоский, а южный поднимается над водой крутым обрывом. Лес подступал почти к самой поверхности воды.
Звездолёт спустился к вершинам леса. Моторы работали с минимально допустимой на столь незначительной высоте мощностью, но всё же скорость была не менее пятидесяти метров в секунду.
Долетев до озера, Мельников повёл корабль вдоль его берегов.
— Вижу брёвна на северном берегу, — раздался из репродуктора голос Пайчадзе.
Вместе со всеми он находился в обсерватории и мог не на экране, а непосредственно в окна наблюдать местность.
В этот момент Мельников и сам увидел высокий штабель, и не один, а несколько. Они стояли на равном расстоянии друг от друга и были сложены из таких же брёвен, какие они с Баландиным видели у порогов. Но корабль пролетел мимо так быстро, что нельзя было ничего рассмотреть как следует.
— Вижу деревянную плотину!
Голос Зайцева дрожал от волнения. Одновременно с ним ту же фразу крикнули Баландин и Князев.