И везде — наверху, внизу, по сторонам — шевелились причудливые разноцветные фигуры… людей — изломанные, исковерканные подобия человека, в немыслимых позах.
Мельников поднял руку, словно защищаясь от этого зрелища, и тотчас же вся толпа призраков повторила его движение.
— Это наши собственные отражения, — тихо и с видимым облегчением сказал он.
Очевидно, стены, потолок и пол были зеркальны. Каждое движение его и Второва вызывало ответное движение, бесчисленное количество раз повторяющееся всюду, куда бы они ни посмотрели. Но почему эти отражения так изломаны, исковерканы?..
На середине, а может быть, и у стены (они потеряли чувство перспективы и расстояния), непонятно на чём стояла каменная чаша — единственный реальный и неподвижный предмет в этом помещении, — чаша точно такая же, какую видел Второв и какая разбилась тогда на лесной просеке. По краям — они рассмотрели это — она была украшена изображениями тел простой кубической системы.
Над чашей поднималось ровное бледно-голубое пламя. Такое пламя даёт тонкая плёнка горящего спирта. Это и был источник непонятного света.
— Константин Евгеньевич! — сказал Мельников так тихо, что его вряд ли могли услышать.
Но на звездолёте были мощные приёмники.
— Я слушаю тебя! — ответил Белопольский.
— Каменная чаша!
— Я ожидал этого.
— Но в ней горит огонь!
— В этом нет ничего невероятного. Время должно было изгладить из памяти венериан искусственное пламя. Их чаши, очевидно, погасли совсем недавно. Относительно недавно, конечно. Но расскажите нам, что вы видите?
Спокойный голос Белопольского окончательно привёл в себя обоих разведчиков. Перед ними была химическая загадка — не больше. Тайну «вечного» огня раскроет наука.
— Рассказать! Это не так просто! — ответил Мельников. — Лучше потом, когда вернёмся.
— Тогда мы сможем иллюстрировать наш рассказ фотоснимками, — прибавил Второв, вспомнив только сейчас о фотоаппарате.
Они уже спокойно и более внимательно осмотрелись.
Перекрещивающиеся отражения всё время меняющих свой цвет стен, пола и потолка мешали им, но постепенно они как-то привыкли. И тогда смогли рассмотреть помещение.
Оно оказалось, если не считать пола, круглым, из странной формы остроугольных граней, переплетающихся в непривычном узоре. Пол был ровным и как будто стеклянным. Чаша стояла словно на середине, но на чём она держалась, никак не удавалось рассмотреть.
— Подойдём ближе, — нерешительно предложил Мельников.
— Пожалуй, — ещё более робко согласился Второв.
Но ни один из них не двинулся с места. Мельников что-то обдумывал, а его товарищ не решался первым отойти от двери.
Второв слышал, как Мельников пробормотал что-то насчёт металлических стен.
— Константин Евгеньевич! — сказал он громко. — Здесь нет никаких дверей внутрь корабля. Но, может быть, мы их найдём. Стены звездолёта как будто металлические. Радиосвязь может прерваться. Если это случится — не беспокойтесь!
— Постараемся, — ответил за Белопольского Пайчадзе. — Но ручаться за успех не можем.
— Осторожнее, — сказал Константин Евгеньевич.
Мельников и Второв отошли от стены. Но едва они сделали первый шаг, позади послышался негромкий звук — точно упало что-то металлическое.
Оба испуганно обернулись. Двери не было! Там, где только что находился тёмный пятиугольник, сквозь который виднелся лес Венеры, разноцветно блестели остроугольные грани.
Всё слилось неразличимо!
Где выход — неизвестно!..
Второв бросился на стену и больно ударился о какой-то выступ. Это привело его к осознанию действительности.
Заперты!..
— Кто закрыл дверь?
— Конечно никто, — ответил Мельников, — она закрылась сама. Прошли тысячи лет, но механизмы работают исправно, как этот огонь в чаше.
— Как же мы выйдем?
— Не знаю. Может быть, совсем не выйдем. Я сам предупредил, что связь может прерваться.
— Звездолёт! — позвал Второв.
Никакого ответа не последовало.
— Эти стены из какого-то металла, — сказал Мельников. — Нас не могут услышать. Пока что мы отрезаны от внешнего мира.
Второву пора было привыкнуть к хладнокровию своего спутника.
— Что же делать? — спросил он.
— То, что хотели. Осматривать корабль. Вот только ни одной двери не…
Он запнулся на полуслове, изумлённо глядя на стену: совсем, близко, как будто рядом с исчезнувшим входом, что-то странное и непонятное происходило с разноцветными гранями. Они стали быстро тускнеть, терять очертания. Обозначился пятиугольный контур, резко выделявшийся на стене. Вот уже внутри этого контура почти не видно граней — они исчезают, тают на глазах, превращаясь в пустоту. Ещё момент, и перед ними оказалось пятиугольное отверстие.