— Полагаю, нечто более материальное. Духам возвести такое, — она сложила пальчики изящным кольцом в виде жерла «форсунки», — пока что не под силу. Во всяком случае, в нашем мире.
Я поблагодарил ее и вернулся к прежним размышлениям, подкрепленным теперь и ситуационной моделью нашего психолога. А группа высадки тем временем двинулась вперед и в скором времени к северу от «форсунки» и впрямь показались внушительные руины.
Не так давно они, по всей видимости, утопали во льдах. Но теперь тающие серые глыбы уже не скрывали развороченные, зияющие огромными дырами стены и несущие балки разрушенных, завалившихся зданий.
И хотя вид всего этого должен был навевать тоску и уныние, мы ликовали.
Какие бы домыслы ни строились вокруг «форсунки», ее назначения и, главное, создателя, открывшиеся нашей группе останки города позволяли уже со всей определенностью судить о том, что населяющие (некогда населявшие?) планету существа имели весьма высокий уровень цивилизации.
Цивилизации в том смысле, какой — мысль подсказал нам историк Ермолаев — вкладывал в это слово немецкий мыслитель Освальд Шпенглер. То есть общества, состоящего из наделенных совокупностью прав граждан, живущих преимущественно в городах и составляющих сложную систему межличностных отношений.
То есть мы все-таки имели дело с почти людьми, а не с какой-нибудь там неумопостигаемой цивилизацией мыслящих мхов, сельской общиной пауков-волков или разумным лесом говорящих лиан.
И от этого в душах наших было радостно и волнительно, как бывает только весной.
Благо вокруг таяли льды, над руинами дул сильный теплый ветер, под ногами космонавтов чавкало и хлюпало, а вдоль краев длинных, напоминавших обочины старых дорог горизонтальных проплешин в поросшей мхами почве, сменившей былые такыры, текли ручьи грязной, пузырящейся воды. Ни дать, ни взять — пора апрельского таяния снегов, разгорающаяся повсеместно молодая весна на Земле.
Но у сильванской весны не ожидалось ни зрелости, ни старости. У нее не ожидалось по сути больше ничего.
А вот при этой мысли у меня, матерого космоволка, честно признаюсь, сдавливало горло.
И ведь были мы здесь абсолютные чужаки, движимые лишь любопытством, прикрытым солидными и важными словами, которыми вооружила нас наука!
К нашей картине мира добавилось еще несколько мазков вселенской несправедливости, а впереди, боюсь, нас ожидала целая ее палитра.
Судя по устойчивому фону, большинство обитателей Сильваны находилось на более высоком уровне сопротивляемости радиации, нежели мы, земляне. Но текущий уровень фона на местности между «форсункой» и городом, к счастью, был далек от критичного для человека. Особенно если учесть, что все наши космонавты были основательно «протравлены» в ходе генных модификаций…
В виду городских развалин группа высадки приняла решение остановиться на ночлег. Там же, неподалеку, находилось озеро, на берегу которого простиралась Третья посадочная полоса.
Собственно, так и был проложен маршрут дня: от Первой полосы к Третьей. С таким расчетом, чтобы ракетоплан «Лебедь» перелетел прямо к лагерю.
Лагерь необходимо было еще засветло разбить, организовать электронное охранение, выставить посты, ну а затем уже — хорошенько отдохнуть. Уверен, несмотря на плановое течение дел каждый из группы высадки испытывал постоянный стресс — все-таки, чужая планета, новая цивилизация.
Сейчас планета Сильвана двигалась по весьма парадоксальной траектории. Однако даже на пути к Вольфу 359 она вращалась вокруг собственной оси. И, стало быть, там продолжалась привычная смена времени суток, длительность которых была вполне сопоставима с земной: 29 часов.
При этом атмосфера Сильваны оставалась пока еще сравнительно разреженной при мизерном проценте водяных паров. Давление составляло порядка половины земного на уровне моря. Поэтому Багрий вначале заявил, что здешние ночи будут значительно темнее земных (по крайней мере — земных безлунных).
В то же время, на Сильване действовали два фактора, отсутствующие на Земле: кольца, поставляющие отраженный свет Вольфа 359 на ночную сторону планеты, и неполярные сияния.
Тьма еще окончательно не сгустилась, а в небе над спешно разбиваемым бивуаком землян уже гудело и потрескивало. Вдали, над быстро погружающейся во мрак линией горизонта, пробежали первые сполохи небесного свечения — в чем-то подобного земному полярному сиянию, только более интенсивного и имеющего яркие, крикливые, кислотные тона.
А потом взошло одно из колец… Вот это было зрелище!