Если бы она спросила меня чуть раньше, вряд ли бы я смог дать вразумительный ответ. Обычно подобными делами занимается Сэм. Я переложил на нее все обязанности по приобретению тряпок и запоминанию их размеров. К счастью, сегодня я полдня провел в примерочных, поэтому все мои размеры мне известны, и я, как нормальный человек, могу сообщить их костюмерше.
— Спасибо, — говорит под конец она, явно под впечатлением. — Когда мы закончим, будешь выглядеть как его близнец.
Класс, думаю я, возвращая на место телефонную трубку. Звонят из костюмерной, а еще гримеры — и все для меня. Да, жизнь определенно налаживается. Теперь, когда я знаю, что обо всем позаботятся, можно сосредоточиться на том, как вновь завоевать Сэм.
Полагаю, все будет хорошо. Только сперва кое-что надо сделать.
Что именно? Изгнать демонов.
А для этого нужно навестить Колетт Кару.
Иду в спальню, снимаю свой «феликсовский» наряд и аккуратно кладу его на кровать — я не спал на ней с того самого дня, как ушла Сэм. Из шкафа достаю костюм для особых случаев, который надевал всего пару раз за последние два года: один раз па свадьбу подружки Сэм (я еще там напился, опрокинул торт, назвал невесту толстой сукой и т. д., и т. п.). А еще я был в том костюме на похоронах отца. Пока я принимаю ванну и бреюсь, глядя в диск Мэрайи Кэри, костюм лежит на кровати. В ванной напоминаю себе, что нужно будет еще разок взглянуть в зеркало в спальне, чтобы проверить, как я побрился.
Когда я уже одет в костюм, долго размышляю над тем, брать или не брать с собой оружие. С ним я чувствую себя гораздо увереннее. Но у меня не получается незаметно спрятать его за пояс — костюм слишком легкий, и револьвер выпирает. Поэтому с сожалением оставляю его и распихиваю по карманам все остальное: сигареты, ключи, мобильный телефон. Затем выхожу из квартиры и направляюсь вначале в банк, а затем к дому Колетт Кару. Но только после того, как еще раз наудачу засовываю руку в карман и достаю… Лимонная! Неплохо. Резковатая, зато освежает. Именно то, что мне сейчас нужно.
Я торговец. Моя работа заключается в том, чтобы убеждать. Именно поэтому я идеально подхожу для предстоящего задания. И все же, когда я стучу в дверь дома, меня трясет от нервного возбуждения и очень хочется хлебнуть еще водки.
Я почти физически ощущаю, как чей-то взгляд прожигает мне затылок, совсем как в тот день. Вдруг меня узнают? Конечно, стрижка, очки, пальто — все совершенно другое, но кто может поручиться, что какой-нибудь наблюдательный инвалид не сидит день-деньской у окна своей квартиры, подобно Джеймсу Стюарту из фильма Хичкока «Окно во двор»? Вдруг он прямо сейчас уставился на меня в свой дешевый бинокль и хмурит лоб, пытаясь вспомнить, где же он меня видел? А затем положит бинокль на подоконник и покатит в своем инвалидном кресле к телефону.
Когда женщина подходит к двери и произносит: «Кто там?», я первым делом делаю все, чтобы поскорее войти внутрь.
Я никогда раньше не занимался торговлей вразнос, однако, полагаю, основные принципы те же самые. В конце концов, реклама и торговля очень похожи. Нужно как можно быстрее завоевать клиента, заручиться его доверием. Начав с…
Улыбаясь, я говорю:
— Мисс Кару?
— Вы из полиции? Надеюсь, нет. Хватит с меня общения с полицией!
Мне казалось, что Колетт Кару будет выглядеть несчастной, беззащитной жертвой, но я ошибался. Единственным признаком тяжелого недавнего испытания служит усталое выражение глаз, да уголки губ печально изогнулись вниз.
Конечно, она смотрит на меня с подозрением. Естественно, в начале встречи клиент обычно относится ко всему недоверчиво и скептически. Задача продавца в том, чтобы рассеять все его сомнения.
— Нет. Вам будет приятно услышать то, что я сейчас скажу.
Она ниже меня ростом, и мне приходится обращаться к ней сверху вниз. Не очень хорошо. Однако я улыбаюсь как можно шире и смотрю женщине прямо в глаза, пытаясь вызвать доверие.
Во время разговора я почти незаметно киваю. Новый прием. Подразумевается, что, когда она видит, что я киваю, ее мозг ошибочно посылает сигнал, заставляя ее соглашаться со мной. Хитро, правда? Держу пари, вам и в голову не приходило, что мы проделываем с покупателями такие трюки.
— Я представитель местного бизнеса, — продолжаю я, кивая и улыбаясь. — Мы прочитали о том, как вас ограбили — дважды ограбили, — и подумали, что сумеем помочь.
Руки слегка разведены, создавая впечатление искренности. Язык жестов чрезвычайно важен для того, чтобы установить контакт с клиентом, особенно если понимаешь, что человеческое общение всего лишь на семь процентов выражается вербально. Когда-то нас учили зеркально отображать движения клиентов, чтобы они почувствовали себя раскованнее, но сейчас эта практика вышла из моды. Сейчас считается, что нужно выражать свою искренность и открытость языком жестов, то есть не засовывать руки в карманы, не скрещивать их на груди, ну и все такое.
На ее лице написана надежда, смешанная с недоверием. Ей хочется поверить мне, но жизнь слишком часто отдергивала дающую руку.
— Может, нам лучше войти в дом? — предлагаю я, страстно желая поскорее скрыться от инвалида с биноклем.
— Прошу, — отвечает наконец Колетт, — сюда только ленивый не заходил.
Я не уверен, что мне стоит смеяться, и сдерживаюсь. Вместо этого я киваю и вхожу, мысленно испустив вздох облегчения, когда дверь за мной закрывается.
Чтобы ненароком не направиться сразу же к Колетт, приходится напомнить самому себе, что я никогда не бывал в этом доме и потому не знаю, где дверь в ее квартиру.
— Сюда, пожалуйста.
Мисс Кару поворачивается и идет в гостиную, я следую за ней. Там она усаживается на располосованный диван и берет со стеклянного кофейного столика пачку дешевых сигарет «Питер Стайвесант».
Гостиная такая же, как я ее запомнил, зловонная. Правда, сейчас здесь разит еще сильнее — человек, проникший в квартиру Колетт Кару, помочился в прихожей, и вся квартира провоняла запахом застаревшей мочи. Что ж, думаю я, по крайней мере из-за того, что часть вони моя, ее легче выносить. И на том спасибо…
Жалюзи на окне закрыты, что радует; женщина не включила свет, и потому я продолжаю изучать ее в полумраке.
Она примерно моего возраста, почти привлекательная. Но привлекательностью несколько потасканного сорта, даже на фотографии в газете это было видно. Немытые волосы заложены за уши. На ней белый топ без рукавов, из-под которого выглядывает лямка лифчика, и дешевая, знававшая лучшие дни юбка кремового цвета.
Колетт сидит на диване, сжавшись в комочек, затем берет сигарету и прикуривает ее легкими, скупыми, отточенными движениями, после чего бросает зажигалку на столик. Колени женщины плотно сжаты, она курит, прижав руки к телу, шумно втягивает в легкие дым и выдыхает его еще громче. Я вдруг замечаю, что ее лицо — совершенный механизм для курения. Губы, кажется, специально слегка округлены, чтобы лучше держать сигарету, высокие скулы, впалые щеки…
Украдкой осматриваюсь, ища взглядом кошку, вдруг она прокрадется в комнату, узнает меня и поднимет тревогу. Ее нигде не видно, и я едва сдерживаю дрожь, представив, что я чуть было с ней не сделал.
— Так вы прочитали об этом в газетах, да? — произносит наконец Колетт.
Никакого тебе предложения выпить чашку чаю. Даже сесть не пригласила. Правда, сидеть все равно не на чем.
Я пытаюсь подавить легкое чувство досады. В конце концов, если бы я пришел сюда из филантропических побуждений, то можно было бы считать, что со мной обходятся крайне невежливо. Но это не так, так что молчи, досада, молчи! И все же мне трудно не испытывать отвращение к этой женщине, и потому я решаю смыться отсюда как можно скорее.
— Да. По-видимому, это было ужасно.
— Я не говорила и половины того, что понаписали в газете. Все мои слова переврали. Могу я их привлечь к суду?
Отвращение становится сильнее, его трудно сдержать. Неблагодарная сука. Местный бизнесмен прочитал в газете о постигшем ее несчастье и пришел помочь, а она плачется, что ее слова переврали.
— Не знаю. А в чем дело?
— Они написали то, чего я никогда не говорила. Крутился тут репортер, но я ничего подобного не говорила. Что я была потрясена, и все такое.