...За окном стояла глубокая морозная ночь. Феофания спала, тускло мерцая редкими и ослабленными в этот поздний час огнями уличных фонарей. Олег зябко поежился, тихонько подошел к столу. Достав из пачки сигарету, старательно размял ее, а потом прикурил от изящной электрозажигалки.
Курить он начал в тот первый по-настоящему трудный в его жизни августовский день. До позднего вечера искали они тогда на берегу залива и в его водах то, что могло остаться после взрыва от катера и двух людей. Собрали в одно место рваные куски обшивки, оплывшие в страшном жару детали механизмов двигателя, спекшиеся бухты запасных тросов, разорванные, с обугленным содержимым банки консервов, прогоревшие остатки того, что было раньше кастрюлями, бачками, котелками, мисками, поварешками. Вблизи берега нашли пистолет подполковника Гарькавого с разорванной рукояткой. Видимо, в обойме от жара взорвались патроны. Однако ничего, что напоминало бы останки людей, обнаружено не было. И только утром следующего дня в ста двадцати метрах от места взрыва солдаты дашли в траве обугленный предмет, напоминающий кисть левой руки с часами на стальном браслете. Оплывшие стрелки показывали одну минуту шестого. Часы принадлежали подполковнику Гарькавому.
...Они уже совсем было собрались проложить свой путь к морю, когда Аксенов неожиданно вспомнил о медном казане, в котором варилась уха. Вещь большая, тяжелая, далеко отлететь не могла, а ее не нашли ни на берегу, ни на дне залива. Таня припомнила, что "прапорщик" после обеда чистил казан метрах в двухстах от "Юлии" с правой стороны от ее стоянки, если смотреть с берега на залив. Но и там казана тоже не оказалось. Больше того, нашелся солдат, который перед самой лекцией лично помогал Макашеву поднять казан на катер-камбуз.
Снова начались поиски. Через три часа специальный вертолет доставил более чувствительные приборы, и к двум часам дня третьего августа целый и невредимый казан был найден в шестистах метрах от места взрыва неподалеку от берега, у самой кромки камышовых зарослей. А под водой у берега - возле стоянки катера-камбуза - обнаружили детали рации, портативного магнитофона и еще какого-то прибора, назначение которого сразу не определили. На шкале рации враг второпях забыл даже передвинуть указатель волны, на которой работал в последний раз.
Вспомнив о неожиданном торможении "Юлии" во время преследования двух катеров, Аксенов вместе с Олегом тщательно проверили криптограмму автоматической записи команд и их исполнения системой управления корабля. Все сходилось: в шестнадцать часов пятьдесят девять минут тридцать секунд за полторы минуты до взрыва - тримаран, предупреждая столкновение с чем-то или, скорее, с кем-то под водой, застопорил ход и резко изменил курс влево точно против того места, где обнаружили казан. До берега по прямой здесь было всего около двухсот метров.
Стало ясно - враг ушел. Почти сутки назад. Искать, преследовать его было делом не их компетенции. У них была своя, очень ответственная задача, и они поплыли дальше в сопровождении теперь уже шести кораблей эскорта. Катер подполковника Гарькавого взрывом выбросило на берег. Он требовал основательного ремонта.
Когда нашли обгорелый остаток кисти левой руки подполковника и эксперты осторожно стали снимать с нее стальной браслетик с часами, Олег отвернулся и даже отошел на несколько шагов в сторону, стараясь скрыть от окружающих внутренюю боль и охватившую его дрожь. Кто-то из офицеров протянул ему тогда начатую пачку сигарет "Прима".
- Покурите, Олег Викторович, помогает...
С тех пор он нет-нет да и выкурит сигарету. И всегда при этом видится ему просиявшее лицо Семена Тарасовича, слышатся тихо произнесенные им слова:
"Спасибо за доверие, товарищ генерал".
Состав отряда сопровождения остался прежним. Возглавил его капитан первого ранга Николай Степанович Головченко-человек опытный, хорошо знающий свое дело и вместе с тем очень общительный, большой знаток искусства и страстный любитель музыки.
Один из динамиков дальней связи по рекомендации Василия Ерофеевича Балашова установили в рубке управления. Связь с Центром не отключалась теперь ни на секунду в любое время суток, И еще - исчезла, перестала существовать "Юлия". Подняв паруса, утром четвертого августа из безымянного залива на широкий простор Днепра вышел тримаран "Семен Гарькавый".
В Херсоне их ждал новый, как его назвал Аксенов, "острый" парус, заказанный четыре дня назад. Его детали подвезли на электротележке буквально через несколько минут, как только они пришвартовались возле выдвинутой на несколько метров в воду части гранитного парапета набережной, за которым на высоком постаменте гордо расправлял паруса бронзовый фрегат "Слава Екатерины"-памятник первому русскому кораблю, построенному на Черном море почти два с половиной века назад.
Целый день все трое напряженно работали. К семи часам вечера, когда наконец .был закончен монтаж нового паруса и его включили в единую систему блока "ЭВМ-ПРАКТИКА", на центральной набережной, как раз против их стоянки, собралась довольно большая толпа. Но ни один человек, кроме вездесущих мальчишек, не обращал внимания на стоящие у парапета беспарусный тримаран и несколько катеров - кого здесь этим удивишь. Все нетерпеливо смотрели вправо - на широкий разлив Днепра. С каждой минутой людей становилось все больше.
- Видимо, кого-то ждут,- сказал Аксенов, в который уже раз посмотрев в иллюминатор.-Корабль, наверное, какой-нибудь.
Они втроем только что поужинали в кубрике и теперь с явным удовольствием ели сочный холодный арбуз, купленный Таней еще утром и пролежавший до этого времени в холодильнике.
- Конечно, встречают какое-то судно,- согласился с Андреем Ивановичем Олег.- Наверное, с дальнего плавания. Тут ведь большой морской порт, ремонтные доки. Вы не отвлекайтесь понапрасну, увидим, когда подойдет, а то арбуз провороните... Вот спасибо Тане за эту вкуснятину. Прелесть просто! Давно не ел и не видел такого великана. Впрочем, чему удивляться,потянулся он за очередным куском,-Херсон на Украине ко всему прочему - отдельная арбузная республика. Не мешало бы захватить с собой десяточек таких красавцев.
Толпа на набережной заволновалась. Как бы подтверждая их предположение, на берегу послышались возгласы:
- Идет!
- Где? Где же? Я ничего не вижу!
- Да вот же, правее! Видите белое, вроде большой чайки у самой воды.
- Да, да, спасибо, теперь вижу! Ну конечно ето он! Команда "Семена Гарькавого" быстро поднялась на палубу.
Взглянув на речной простор, за которым угадывалось море, увидев распростертые уже высоко над поверхностью воды белые паруса довольно большого корабля, Андрей Иванович почему-то сразу заволновался. занервничал, выдавая это редкое свое состояние сбивчивой скороговоркой, при которой мысли его значительно обгоняли слова, а сами слова наскакивали одно на другое, и тогда из слов его понять что-нибудь было совершенно невозможно.
- Это же... Ну конечно! Я ведь знал... Как только не понял сразу! Здесь же постоянная стоянка. У "Славы Екатерины"... Это ведь "Друт",теребил он рукав рубашки Олега.- Знаменитый наш "Друг"!
Аксенов посмотрел на Олега и понял, что тот ничего не разобрал. Он нахмурился, сузил глаза, напрягся всем телом, а потом, как-то сразу расслабившись, улыбнулся и спокойно сказал:
- Это, Олег Викторович, знаменитый учебный парусный барк "Друг", принадлежащий Херсонскому мореходному училищу, на котором много лет назад я проходил курсантом практику, а потом несколько лет служил.
Двухмачтовый барк тем временем все четче вырисовывался на фоне совсем еще светлого неба. Он походил на диковинную многокрылую птицу, плавно льнущую правым боком к волне. Крохотные фигурки матросов едва различались в белом оперении парусов.
- Вы знаете,- повернулся Андрей Иванович к Олегу и Тане,- когда-то очень давно, вас обоих тогда, пожалуй, еще и не было на свете, капитаном на "Друге" был Владимир Васильев. Замечательный человечище!