— Барышня… — майор протянул ей руку, помогая переступить через разбросанные по полу сумки. — Мы представляем.
— Что «барышня»? — Чудова, как бы неохотно приняв помощь, перескочила через отцовский чемодан, полный битком контейнерами с семенами земных растений.
— Вы меня восхищаете! — искренне выпалил Гармаш, удерживая ее пухленькую ладошку. Майору и раньше кружили голову блондинки, тем более блондинки умные. И уж тем более с таким аппетитным, вздернутым носиком, большими карими глазами, под тенью ресниц которых притаился теплый свет. Он подумал, что ей, как и ему немногим более тридцати. И почему он не встретил ее раньше, на Земле?
— Вы на самом деле так глубоко смыслите в космических перипетиях? — понизив голос, проговорил Гармаш, не отпуская взглядом родинку на белой шее.
— Книги надо читать, товарищ военный, — Елена Владимировна вырвала ручку и снисходительно улыбнулась.
— В фантастических романах это называется гиперпереход, — решила высказаться Красина, с любопытством наблюдавшая за нескладными прилипаниями майора.
— Ну и ладно — пусть книжная фантастика. Лукьяненко рулит, блин, — подхватила Светлана. — У нас бутылочка есть. Отметим что ли по русскому обычаю?
— А у меня во флажке спирт! — спохватился Гармаш. От неожиданного наплыва чувств он совсем забыл, что пол-литра девяносто шести градусной ядренки поклялся приберечь на самый крайний случай.
— Молодой человек, спирт, пожалуйста, не тратьте попусту. Он на всякое может потребоваться, — назидательно проговорил профессор Чудов, освобождая место для дочки рядом с собой. — Гиперпереход или еще какое знаменательное событие — мы об этом, молодые люди, рассуждать не имеем права, из-за полного отсутствия данных.
— А версии строить, папа, полезно, — выразила несогласие Елена. — В их всестороннем рассмотрении и обнаруживается истина. Кстати, идея с бутылочкой мне нравится. У нас же тоже осталось сухое вино, правда, пап? Давайте устроим маленький торжественный ужин? Заодно и познакомимся лучше друг с другом.
— У меня такое предложение, — Лугин скинул с плеча плед, съехавший на рану. — Нормально было бы сначала обустроить с большим удобством наше жилище. Места здесь для палатки хватает с запасом, — он нехотя встал, обведя рукой участок ближе к солдатам. — Верно? Чего бы ее не расположить. В палатке и спать теплее. В ней правильнее будет разместиться девушкам. Если найдется веревка, можно натянуть тут. Прикрепим этот полиэтилен и отгородимся от прохода. Я смотрел — многие так делают. Получаются не апартаменты-люкс, но поприятнее, чем мы имеем.
— Разумные речи, мичман, — одобрил Гармаш, поругивая себя, что не опередил морячка с такой полезной организации быта. — Палатки, вижу, аж две.
— Берите нашу, — Хитрова ножкой толкнула оранжево-синий тюк. — Четырехместная немецкая. Веревка тоже есть. И чем завесить вместо клеенки.
— И еще вопрос, — Сергей принялся распаковывать палатку. — Никто не держит острых ножниц?
— Для каких именно целей ножницы? У вас же, мичман, отличный нож, — Гармаш начал оттаскивать профессорские сумки в угол.
Для каких целей, Лугину не особо хотелось объявлять при всех. Он всего лишь собирался подстричься: убрать наголо свой топырившиеся чуб и по возможности на затылке и за ушами, что схватят ножницы. С голой головой, да чуть обзаведясь щетиной, плюс багровый с желтыми пятнами ожог на щеке — таким тот «джинсовый мужичек» его вряд ли признает. А Сергей твердо вознамерился завтра к одиннадцати сходить навстречу с шайкой Гудвеса. Рвался он туда не столько под впечатлением от угрозы утконосого, сколько чтобы самому разузнать, уяснить, что там почем. При его задумках риск встречи с джинсовым был велик. Вернее риск, что в мозгах участника убийства Дениса, шевельнется что-нибудь с проклятой ночи, и тот, вперив в него, Лугина, палец, заорет: вот он тот самый! Своя шкура, как не крути, тоже имеет ценность.
— Подстричься хочу, — Сергей не сумел выдумать никакой правдоподобной фальши. — Ну, в честь гипиерперехода, что ли.
Палатку поставили впритык к простенку с ярким голубым пятном. А там, где прежде солдаты гоняли в подкидного, разложили спальники и теплую одежду из сумок Владимира Ефимовича. В другом углу вышло что-то вроде обеденного стола: клетчатая скатерка, миски, кружки, ложечки — неказисто, но вполне сносно. С веревкой же получилось прямо здорово. В простенки воткнули четыре дюралевых колышка со свернутой палатки Чудова, и нейлоновый трос надежно примотали к ним. Ширма соорудили из двух цветастых простыней и куска полиэтилена.
— Зачем тебе стричься? — зашептала Светка, поймав Лугина в сторонке, когда остальные уже собрались за столом, вскрывая консервы, кромсая черствый хлеб.
— Голова потеет, — попытался отшутиться он.
— Знаешь, я не дурочка, чтобы вовсе ничего не понять. Не надо завтра ходить к Серебряному столбу, — прошипела она, упираясь острым ногтем ему в грудь. — Я тебя не пущу.
— Каким же образом, товарищ Лисичкина? — мичман поднял выше край простыни, стелившийся по полу, и для пущей надежности обмотал его вокруг троса еще разок. — Может, вы меня свяжете во сне как Гулливера?
— А пойдешь, я сразу за тобой, товарищ Серый Волк, — упрямо процедила Хитрова, не принимая его подковырок.
— Слышь, Светик, — Сергей наклонил голову к ней, коснувшись лбом ее рыжеватой челки, и сказал, став абсолютно серьезным: — Если ты такая прошаренная, то почему не думаешь чуточку дальше? Стоит мне туда не пойти, и они припрутся сюда сами. Этого хочешь? Так вот, врубись: лучше я к ним. Так для всех лучше. Просто посмотрю, что там почем. Понаблюдаю, послушаю товарищей администраторов, и вернусь назад.
— Не говори глупости. Просто! — она с раздражением фыркнула. — Ты сам сплошная простота. Они посадят тебя на крючок — фиг потом соскочишь. Или обернется еще чем-нибудь похуже. Незачем искать в мягкое место приключений. Они не знают, где мы поселились — вот и ладно. Они, скорее всего, вообще о тебе забыли. Или ты думаешь, это такое предложение VIP, что они столы накрывают и считают секунды до твоего святого явления?
— Чего вы здесь шепчитесь, — перебила их разговор подошедшая Красина. — Тайны Мадридского двора, да?
Ирина достала пачку сигарет. Ну и сучка эта Хитрова… Как она быстро сдается мужикам, причем без особого разбора. Всего ничего знакомы, а она чуть ли не облизываться с ним лезет.
4
Ночь на звездолете понятие очень условное. Конечно, ориентироваться вполне годится по часам. Единственное, что осталось у Лугина с земной жизни, не считая скудной одежки и Денискиного ножа, это «Orient». Настоящий японский «Orient» в титановом корпусе и с прочным минеральным стеклышком, как положено с «вечным календарем» и автозаводом. Подарили часики мичману к пятилетию службы на «Беркуте», так сказать, за особые заслуги. Вроде презент от флотского командования, на деле друзья скинулись в пять тысяч рублей. По своим японцам Сергей и определял, что до сих пор ночь. В Москве, по крайней мере, если таковая существовала на далекой планете под звездой называемой Солнце. Кто знает, какие временные парадоксы стоят за этими мутными «гиперпереходами»: может, на Земле давно стряслось девятое августа со всеми могильно-гробовыми вытекающими.
Лежа на профессорским пальто и укутавшись пледом, Лугин со старанием пытался уснуть. Сон, как говорят, лечит и дает силы, а силы ему требовались ой как! Только уснуть не удавалось. Раздражал свет фиолетовых пятен на стене. Когда Сергей закрывал глаза, фиолетовый диковатый отблеск проникал сквозь веки и всверливался прямо в зрачки. Еще не давал забыться крадущийся под тонкое одеяло холод, и ожоги продолжавшие слать тягучие импульсы боли, не такие жестокие как днем или прошлой ночью, но достаточно мучительные, чтобы часто вспоминать чью-то грешную мать. Под них, как под стопки выпитого сверх меры самогона, в башку лезли нестройные и нездоровые мысли. И чего он снова вспомнил о Светке? Когда эта девица Лисичкина после ужина мазала ожог медицинским зельем, и поглаживала пальчиками плечо, вышло почти не больно, а, пожалуй, приятно. Надо ж какое слово: «приятно». Давно он не ублажал подобной лексикой мозги. А Лисичкину хотелось отблагодарить по военно-морскому. Чего бы ее не смять в охапку и, вопреки протестам, горячо расцеловать? Может быть, другой раз Лугин и выкинул такой фортель — почему не почудить? Только ее подруга, Ириша, поглядывала на него серовато-синими глазами и словно нашептывала ими: не делай так! Пожалуйста, не делай! И зачем ей это, от чего? А к столбу ровно к одиннадцати — черт бы их утянул за пятки. Серебряный столб, Гудвес, вязаная шапочка над бандитской рожей, Перец… Не придется ли там Денисовым ножом кого-нибудь вспороть. Хотя пули, они, мерзавки, пошустрее. Удача лицом станет, найду джинсового и дружков его. А если найду, то отомщу — сто пудов. Эх, Климыч — Климыч, на каких ты сейчас адских небесах?