— Да мало ли как, — пожал Сергей плечами. — Может, и не знаете.
— Лужок, Лужок… Расстроил ты меня. И хочется с тобой сделать, как зеки с профессором — так было бы справедливо. Ненавижу, когда меня люди подводят, которым стараешься верить, — Влад в задумчивости забарабанил пальцами по натянутой плащевке. — Нечего перед тобой тут распинаться, но так, ради справедливости. Ты вот своим из хаты причесывал, что мы такие зверюги, невинным людям головы режем за пару бутылок водки. А знаешь, что эти невинные люди, водку сперли из нашего городского общака, который стратегический запас для всех. И не раз сперли, а два — сперва-то мы их простили. Вот и тебя мы первый раз как бы простили. Теперь чего?
— А вы мне что родители, чтобы прощать? — мичман хмуро усмехнулся.
— Хамит, Влад Михайлович, — заметил чернявый, все нянчивший на руках АКС. — Чего с ним базарить.
— В том-то и дело, что не родители, — Перец медленно поднялся с пенолитового блока. Прошелся до узкого недостроенного оконца и замер там, посматривая, как круговой ветер треплет брезентовку, закрывавшую ящики. Брезент натянули, разумеется, не от дождя — откуда здесь такая блажь? — а от вороватых дружинников, повадившихся таскать бутылки со спиртным.
— За кентов своих военных отомстить хотел бы? — неожиданно спросил он.
— В смысле? — Сергей сдвинул брови и поднял зрачки к главе администрации.
— В прямом смысле. Отчистить от этих козлов смежную пещеру. К утру туда выдвигается отряд штрафников, — пояснил Влад.
Отомстить за Славу Руднева и за Артеху Лугин, конечно, хотел бы. Так хотел, что зрачки, уставившиеся на Перца, стали похожи на черненькие острия. А еще руки чесались расквитаться за Климыча, и тут же вспомнился джинсовый. Сергея он так и не признал, хотя всю дорогу от биотронов к площади шли бок о бок, даже перекинулись парой нецензурных фраз. Сомнений не было: джинсовый входил в один из отрядов нововладимирской дружины и подчинялся вроде самому Мальцу — так проскользнуло в разговоре. Если бы представился случай припереть его к стенке где-нибудь тет-а-тет, то Лугин наверняка вытряс, кто стрелял в Дениса. Случай… Случай… Каким-то чудом мичмана снова не собирались по быстрому пускать в расход, и едва ли не вежливо предлагали послужить на благо Нововладимирску. Иначе говоря, поучаствовать в качестве пушечного мяса в войне одних козлов против других. Что ж, это лучше чем сразу считать себя списанным с этого корабля на тот свет.
— И оружие дадите? — полюбопытствовал Лугин.
— А хрена с тебя толку, если с голыми руками, — пробасил Перец. — Свои пистолетики не получишь, а ружье или обрез перед операцией выдадим.
— Тогда чего ж не согласиться. Даже с удовольствием, — Сергей дернулся и поморщился от боли в сведенных руках.
— Саш, лапы ему освободи, — попросил чернявого Влад.
Тот грохнул автомат наземь и стал на колено возле пленника.
— Видишь, какие мы сердечные, — заметил Гудвес, скребя свой заметный нос. — Ты нас лажаешь перед всем населением, а мы тебя ласково, чуть ли не в семью принимаем.
— Ну вот, а говорит — мы не родители, — душевно хохотнул Влад. — Считай, мы и есть твои настоящие родители. Даже чуть более того: родители один раз жизнь дают, а мы как бы второй подряд. И хрен его знает, почему на тебя рука не поднимается. По правде, чувствую, внутри тебя, Лужок, нет того скотства, которого под завязку в других. Вот поэтому. Но третьего прощения не будет.
— Нож отдашь? — разнаглелся Сергей, поглядывая на «родителей» из-под сведенных бровей и растирая мертвые запястья.
— Сильно дорог что ли? — Перец поманил чернявого и протянул широкую загрубелую ладонь.
— Друга нож. Которого убили, — Лугин покосился, как чернявый вытащил из-за ремня Денискин тесарь и вложил в руку Влада. О швейцарском складнике «Victorinox» наглости спросить не хватило.
— Я тоже имею слабость дорожить некоторыми вещами, — Перец осмотрел темной лезвие с бледным рисунком, затем засучил рукав и глянул на часы. Было полдесятого вечера. — Сейчас, Лужок, тебя сопроводят в лагерь штрафных. Там, кстати, друг твой, что от суда с площади бежал. Как понимаешь, тоже голова пока на плечах — пожалели. Времена такие, даже плохие люди нужны. Очень тебя прошу, не будь неблагодарной сволочью: не пытайся сделать ноги. Лучше нормально выспись до утра. Для тебя в поселении зеков есть дельце особого рода.
Какое, он не пояснил, хотя Сергей в повисшем на минутку молчании ожидал подробностей.
— С девушками, что были со мной, увидеться позволите? — спросил мичман.
— Нет, — отрезал Гудвес. — Про рыженькую можешь сразу забыть.
— Владислав Михалыч! — раздалось от входа. — Михалыч!
Перец повернулся. Между простенком и ящиками в комнату протиснулся худощавый тип в камуфляже.
— «Жуки»! В третьем и втором секторе! — выпалил он. — Явно гребут к площади.
Протянув Лугину нож, Перец выматерился и распорядился:
— Давай бегом. Как договорились: наших за стену, работников в яму. Да, и главное, штрафников по периметру. Пусть, суки, пользу приносят.
— Вперед, отрабатывай! — Гудвес толкнул мичмана за чернявым. — Станешь между воротами и карьером.
Издалека донеслись ружейные выстрелы, где-то поближе загудел, простужено забряцал котелок, пользуемый на манер колокола.
— Сюда вали, — теперь чернявый направил Сергея вдоль стены форта к карьеру.
Гудвес давал крикливые команды столпившимся у арки дружинникам. Влад направил двоих автоматчиков к жилому кварталу.
— Здесь будешь стоять, — чернявый схватил мичмана за рукав и указал на участок у кромки карьера. — Не вздумай дернуть — обещаю похуже, чем смертный приговор.
Сам, не задерживаясь, побежал к пенолитовым выростам, похожим на руины двухэтажного здания. Рабочие, недавно с усердием таскавшие, укладывавшие строительные блоки, гуськом потянулись к спуску в карьер — по существу продолговатую выработку метра два с половиной — три глубиной. От хаток по северной стороне площади к форту спешили переселенцы. Колонна человек в триста в фиолетово-сером сумраке ненастоящего неба. В основном вооруженные мужчины из дружины или мытари — их выделял тщедушный и чем-то хитроватый вид, но мелькало среди них немало женщин и детишек. Нерасторопных подгоняли сердитые окрики дружинников. Пожилая дама в велюровом пальто с маленькой девочкой на руках не устояла на ногах. Ее бы точно затоптала напиравшая по узкому проходу толпа — слава богу, парень помог. Подхватил сначала расплакавшуюся девчонку, цеплявшуюся на куклу, затем кое-как оттянул в сторону неуклюжую виновницу происшествия.
От зеленовато-бурых и темно-синих простенков, огороженных в промежутках веревками и кусками полиэтилена, двинулась цепочка человек в сорок, понуро, вовсе не расторопно — штрафники. С двух сторон их замыкали люди Перцовской дружины, взбадривая ленивых прикладами. Уже ближе к форту штрафных разделили на три части. Меньшую погнали в обход карьера, к тому месту, где стоял мичман, две других спешили замкнуть северный и западный проходы. Тогда и появились «жуки» — те самые машины, что забирали людей, упаковывая их шелестящую обертку. Два неспешно по Ленинскому проспекту, три с северной стороны. Вскоре Сергею стал понятен не слишком мудрый замысел администраторов: укрыть своих в форте, работников в яме — авось пронесет, а штрафниками кое-как перекрыть проходы. Расчет тупой как обух: эти механические звери наберут в кузовки неугодных, вроде его, Лугина, ребят, а остальных не тронут. Воевать с жуками Перцовцы не собирались, в прошлых столкновениях усвоив: пули здесь бесполезны. А что кафравские машины безколесные и передвигаются, не касаясь поверхности на какой-то нечеловеческой силе, администраторы почему-то в расчет не брали. Но ведь это могло стать важным: воспарит такая машина над невысокими стенами форта, и все его обитатели как на ладони, да не в рассыпную, а плотной кучкой: хватай хоть всех и упаковывай в инопланетный целлофан. С еще меньшими усилиями «жуки» могли достать работников в карьере. В общем, прятаться от роботов смерти таким способом все равно, что укрываться за оврагом от боевого вертолета: авось не перескочит. Дурость!