— Мы разные. Кто со столицы, кто с Вязников. Вот товарищ Керан Эмати вовсе не француз, а с другой планеты, — Лугин положил ладонь кеброа на покатое плечо. Тот дернулся, но возражений не выдал даже телепатически.
— Так что, сближаемся? — продолжил мичман.
— Давайте к нам, если нет возражений, — крикнул подошедший мужик в ушанке.
Подходя к смоленским, Черновол снял тайком с предохранителя «Стечкин». Козлобой — хорошо, но в ближнем бою (вдруг пойдет что-то не так), да против людей пистолет выгоднее. Лугин, по догадке Тараса, тоже был в напряжении, и все постреливал глазами из-под сведенных бровей то в одного незнакомца, то в другого, не забывая при этом вполне дружески ухмыляться.
Знакомились, отойдя дальше от трупов: людей и темно-красных тварей — их оказалось аж девять. Хоть те, хоть другие неприятный натюрморт. Мужик, что в ушанке, самый старший, с сединой на торчащем из-под меха чубе, назвался Николем Ворониным. В черной нейлоновой куртке — Саня Демидов, шустрый, охотлив пальцы гнуть и растопыривать, но не для понта, а нравится ему чуть ли не каждое слово утвердить жестом, точно общается с глухонемыми. Рослый лет тридцати с пулеметом — Паша Белых. И другие подходили, пожимали руки Лугину, Тарасу, иногда осторожно, с особым почтением Ирише Красиной. Керану лапу никто не пожал, и стоял кеброа в сторонке под деревом с гроздьями сизых шариков вместо листвы, хотя весь во внимании более десятка глаз. Как же: интересно что диковинное существо в прикиде типа комбинезона.
Из краткого рассказа Воронина, мичман уяснил такую картину: некоторое время назад, как люк открылся, на поселок смоленских напало несколько тварей — грихров и каких-то чешуйчатых. От них пострадало немало народа: зверье — ему все равно кого рвать, хоть женщин, хоть детей. Пока спохватились, дали огнестрельный отпор, край поселка густо кровью умылся. Решили на скором совещании выслать в проход вооруженную экспедицию, чтобы поглядеть, что к чему и оценить степень повторной угрозы. Только некоторые ретивые ребятки, взбешенные произошедшим, решили не ждать группу Воронина, и, похватав автоматы, ружья, не слишком позаботившись о боеприпасах, бегом сюда. Что вышло дальше, Лугин с Черноволом видели.
— Далеко до поселка? — выслушав скорбную историю, поинтересовался Сергей.
— Нет, туннелем вверх быстро дойдем, — Демидов кивнул на мрачный овал, уводящий из биотронов. — А вы-то здесь как?
— Мы… сложная история. Так чтобы внятно растолковать время надо, — сказал мичман.
— Если не в курсах, есть на звездолете еще один поселок, — почесывая бороду, добавил Черновол. — Может, не поселок, а город. Град пещерный Нововладимирск, едрит его корень. В общем, свалили мы оттуда.
Продолжить рассказ Тарасу не удалось: пенолит дернулся, уходя вбок. На ногах устояли все, но с Кахор Нэ Роош происходило что-то странное. Диких перепадов гравитации, как недавно, не ощущалось, но болтанка вышла точно на морском судне. Озерко плеснуло метров на пятьдесят, затопив игольчатый кустарник, гряду моховых кочек, накрыв дальние трупы грихров и едва не забрав замешкавшегося Керана Эмати.
Колониальный корабль! Древний колониальный корабль! Он прекрасен, потому что огромен. Он почти равен величиной орбитальной станции при Аранхрате. Он неповоротливый и уязвимый. В нем должно быть много, много подданных проклятой Кафравы, безобразных, глупых чудовищ. И они все умрут. Умрут медленно, потому что корабль исполинский, а рейдер будет терзать его толстое тело с неторопливым наслаждением.
Второй следящий Пимер-Кри-Ин вытянулся в предвкушении превосходной трагедии. В желудке заурчало — коктейль ворочался там как теплый пушистый зверек, а в голове лопались разноцветные пузырьки. Нет ничего приятнее, чем плавать в океане ЗиТи, и еще… Еще видеть колониальный корабль в прицельном диске. Голубые огоньки загораются вокруг, меняются красными — цель захвачена! Цель принадлежит рейдеру, как нежная слабая самка самцу. И у второго следящего Пимер-Кри-Ина должно быть право третьего выстрела, ведь это он углядел появление Ари-Он-Эк-543-876. Распознал вовремя и доложил капитану. Старший вахты обязан позволить ему третий выстрел могучими ультрафауззером! Он не посмеет сделать Пимер-Кри-Ина несчастным.
Почему же медлит с командой капитан? Кафравский звездолет достиг границ атмосферы, ионные потоки облизывают круглый жирный корпус. Под ним зеленые, желтые пятна Фаргерта, застланные дымкой облаков. Справа пылает красная звезда Аулур, и время уходит, а капитан медлит. Вот уже кафравское чудовище трусливо надело рыхлый кокон защитного поля, но это глупо: ультрафауззеры рейдера проткнут его точно острый коготь кожицу рыбины, разорвут корпус и выжгут внутренности. Как жаль, что в космосе не передаются запахи! С каким бы удовольствием можно было втягивать в себя сладкие ароматы горящих кафравских тел!
Пимер-Кри-Ин затряс щупальцем от радости и нетерпения: столбик индикации на пульте подпрыгнул и растаял — первый разряд ультрафауззера ушел к цели. Беззвучно и смертоносно ударили гиперионные пушки на второй палубе.
— Пыш-ыш-ыш! — взорвался восторгом второй следящий. Он видел на контрольном экране, как темное пятно ткнулось в колониальный корабль, и тот брызнул кусками разорванного корпуса. — Мы уничтожим вас всех до единого! Кричите от страха! Страдайте! Кафрава завоет от горя и жалости к вам! А мы вернемся домой в сиянии доблести!
Биокибер шелестел данными по деталям поражения вражеского звездолета. Пимер-Кри-Ин смотрел на экран широко-распахнутым глазищами, бледные зрачки пожирали столбики цифр. Вот второй выстрел ультрафауззера, и разрешение старшего вахты исполнить следящему свое право. Он смахнул сосуд с остатком коктейля на пол, бросил щупальце к сдвоенной кнопке.
13
Болтанка продолжалась несколько минут и затихла. Но когда Воронин назначил ребят для переноски трупов, пол снова тряхнуло, и из туннеля, что вел к поселку, донесся гул. Нехороший гул, словно где-то вдали рвануло полтонны тротила. Эхо, прогулявшееся в длиннющей полости биотронов, еще не стихло, а стены пошли в пляс. Такое неприятное ощущение, точно Кахор Нэ Роош несся не в космическом пространстве, а полз брюхом по раздолбанной российской дороге.
— Не в поселке чего стряслось? — Пашку Белых не на шутку обеспокоил гул из темного зева за спиной. Ведь там, в дальней полости, похожей на огромную пещеру, жена — Дашенька, сын Серега. И если здесь такой грохот, что там, в поселке?
— Вряд ли чего там. Вокруг все ходуном, так что не только поселок. Поселок, думаю, не причем, — попытался успокоить Воронин, все еще опираясь одной рукой на винтовку с отломанной оптикой, другой держась за неровности выроста. Мох холодный, мягкий расползался под пальцами, и ногти царапнули пенолитовую основу.
В подтверждение Николая Антоновича слов тряхнуло сильно, как прошлый раз, но гул прилетел с другой стороны. Озеро подняло высокую волну, хлюпнуло на площадку между корявыми деревцами, булькая между корней. Розовая от крови пена, вынесла труп грихра, растения с длинными спутанными стеблями и комок полупрозрачной массы. Завоняло как на гнилом болоте.
— Что происходит, Керан? — спросил Сергей Лугин, вертя головой. У мичмана возникло недоброе предчувствие, будто стены сейчас разойдутся трещинами и обрушатся к чертовой матери.
— Не знаю, — простонал кеброа, прижимавшийся к пенолиту с отвесной стороны возвышенности вместе с Красиной. — Такого не должно быть. Корабль вышел из гиперпространства. Вышел давно. Дальше подлет, орбитальные маневры, посадка. Так трясти не может. Я подозревал, что у них неисправности. Выходит, совсем плохо. Особенно плохо, если мы в атмосфере.
— Ох, кеброа, — помотал всклокоченной головой Черновол. — Знаешь, где я видал вашу инопланетную технику? Не знаешь. И хрен ты меня сейчас поймешь — больно тяжелы мои слова, для инопланетного разума.
Еще один удар, пришедший сверху, вышел самым злым. Озерко теперь не плеснуло далеко за линию оголенного пенолита, как прежде, а хлюпнуло брызгами до черных дыр, начинавших соседние пещеры. Несколько массивных кусков отвалилось со свода, и фиолетово-серый свет, струившийся сверху, померк, точно настали сумерки. Мичман смахнул влагу с лица: как в безумный шторм или хуже того. А ведь не в море — всего возле не столь глубокой лужицы! Красина перепугано вцепилась в край его бушлата. «Что будет, Сереженька, — спрашивали ее глаза». И что он мог объяснить, если сам не представлял. Может, обойдется, а может жить им еще несколько секунд, и дальше смертная тьма. Ведь это не в море, когда даже на тонущем среди кипящих волн судне многое предсказуемо: есть время спустить шлюпки или нацепить спасательный жилет. Хотя бы без ничего головой в воду, и то какой никакой шанс. А здесь, в космосе смерть особо горазда — настигнет всех разом скорее, чем успеешь моргнуть. Еще мичман подумал: не зря ли он утаил от кеброа про дыру, прожженную Мякушевым возле оружейки и разверзнувшихся за этим люках? Может, штука в испорченном энергоканале, о котором рассуждал старик Томский? Нарушили жизненноважную артерию звездолета, и вот отсюда все беды. Но как бы ни было, поздно сожалеть о прошлом. Ни умный Керан Эмати, никто кто другой ту важную ниточку уже не свяжет. И Посол Смысла Живого летит к крайней точке, где гибель для всех, или все как-то уляжется, образуется? Скорее, все-таки летит к гибели: тяжесть навалилась сверху, нажимая на плечи грубоватой лапой, сгибая колени и разливаясь по телу свинцом.