Юрий был совершенно здоров, его можно было показывать на международных симпозиумах психиатров, как образец совершенно здорового в психическом плане человека. У Юрия не было ни желаний, ни капризов, ему не хотелось ни чего такого, что удивленно вздымает брови большинства людей. Его желания были просты и естественны, полностью укладывающиеся в Моральный кодекс строителя коммунизма… Юрий хотел есть, только когда был голоден, иногда хотел в туалет, когда были позывы, и совсем редко ему хотелось петь, ну если только совместно с каким-нибудь коллективом… Все же остальные желания совершенно спокойно укладывались в учение товарища Павлова об условных и безусловных рефлексах. Память и прошлое совершенно не беспокоили Юрия, пить он не хотел, потому что не помнил, что это такое (имеется в виду алкоголь и суррогаты), к женщинам относился как к товарищам по строительству новой формации…
Олег Павлович иногда, глубоко про себя, признавал, что с Юрием и его психическим здоровьем он сильно перестарался, излишне здоровым получился… Но всегда наготове были оправдания — как ранее больному алкоголизмом совершенно противопоказан алкоголь даже в маленьких дозах, так и с Юрием… Лучше перестараться, чек подучить рецидив. Но к счастью, Юрий не знал об этих мимолетних сомнениях Олега Павловича, а потому во общем-то был счастлив.
— Безухов! К главврачу! Давай двигай ногами, -
знакомый откуда-то санитар, и откуда я его знаю, не помню… повел Юрия в административный корпус, мимо больных — хохочущих и плачущих, молчаливых и болтливых, мимо санитаров в лопавшихся от мускулов халатах, и сестер, тоже в лопающихся халатах, но на груди… Красиво окрашенная лестница, ковровая дорожка, дверь, оббитая чем-то блестящим и резко пахнущем…
— Привел ваше сокровище, Зоя.
— Ах Сережа, проводи его к Олегу Павловичу…
Еще одна дверь, комната залита солнцем, уже знакомый улыбчивый доктор в белом халате, а! это же Олег Павлович…
— Садись Юрий, садись. Сережа — ты свободен, скажи Зое Сергеевне, что я ни кого не принимаю минут так двадцать…
Ласковый взгляд, так приятно глядящий прямо Юрию в лицо, такой ласковый, такой веселый…
— Ну что Юрий, как спалось, как здоровье?..
— Отлично, Олег Павлович, совершенно отлично!
— Ночью галлюцинации не беспокоили?..
— Да какие галлюцинации, совершенно спокойно спал, как мертвый!
— Хорошо, хорошо… Как ты помнишь, Юрий, мы тебя сегодня выписываем… Внезапно даже для самого себя Юрий заплакал, совершенно не понимая — почему.
— Ну это ты зря, зря, все будет хорошо, успех закреплен, вот увидишь — все будет отлично!..
Олег Павлович вышел из-за своего стола и уселся прямо напротив вытирающего остатки слез Юрия. Уселся, поерзал немного, как бы усаживаясь поудобней и заглянув в глаза, как бы снизу, негромко спросил:
— Ну а то, прежнее, уже не приходит?..
— Вы о чем, Олег Павлович? -
удивленно вытаращил на него уже совершенно сухие глаза Юрий. Главврач все так же пытливо заглядывал снизу, не отводя как-то странно беспокоившего Юрия, взгляда…
— Вы о чем, Олег Павлович?
— Пустяки, пустяки, ну да ладно, не будем о грустном… Сейчас Сережа отведет тебя к сестре, ты получишь все нужное для выписки и прощай больница. Рад?
— Не знаю, -
искренне ответил Юрий и попрощавшись, ушел.
Железные ворота, окрашенные в зеленое, официальный цвет официальных ворот, были распахнуты настежь и это естественно, так как омский психо-нервологический диспансер не был закрытым учреждением, только два корпуса охранялись милиционерами, бравыми и сильными молодыми людьми в заломленных фуражках, а в остальных содержались обыкновенные больные… Нервные, шизофреники, параноики, дебилы в период обострения и вся прочая клиника. На прогулку выходили в огромный двор, огороженный сетчатым забором, с двумя калитками, в остальное время открытыми настежь, для прохода амбулаторных больных и посетителей. И ни чего страшного в диспансере не было, обыкновенное учреждение больничного типа…
Железные ворота были распахнуты, Юрий был облечен в одежду, непривычную для него, слегка помятую, в ней его доставили сюда, два года назад, если верить Олегу Павловичу, но Юрий лично сомневался… Хотя совершенно не помнил ни чего. Но два года… Это же так много… Хм, не сильно верится…