На всех оперативках и совещаниях, разбирая то, в чем оно, начальство, совершенно не петрит, кололо в глаза, тыкало в нос и ставило в пример этого выдуманного, высосанного не из пальца, а прямо из члена, жопу эту, а не опера, Льва Гурова. Ленчик скрипел зубами, но молчал — с начальством не поспоришь, особенно с пришедшим по партийному призыву.
И только с лучшими друзьями детства, карманником Яшей Фишерманом и детским врачом Ваней Кустовым, он отводил душу и высказывал вслух все то, что он думает об этой жопе:
— Опер! Опер!! Начальство спрашивает — почему?..
Леонид переходит на писклявый голос начальства.
— Почему не поддерживаете контакт с населением, как Лев Гуров? А с кем поддерживать? А?! Прихожу, звоню. Открывают. Морда заспанная и опухшая от бормотухи. Сую корочки в нос, а в ответ…
Леонид вновь мастерски меняет голос на гундосность бухарика:
— А че, я ни че, ни че не видел, не слышал, моя хата с краю, я ни чего не знаю… Это в кино хорошо, позвонил и сразу тебе, мол преступник выглядел так вот, а побежал туда, да кстати, он тут паспорт оставил и отпечатки пальцев!.. Тьфу, суки!..
— Да не бери в голову, Ленчик, -
басит маленький Яша и шмыгает вечно простуженным носом приличных размеров, за который и был прозван уголовной братвой "Чайником". И добавляет.
— Ванька, не сиди сиднем, просидни будут, наливай!..
Ваня мило и тихо улыбается, наливает "Столичную", кто-то доктора одарил дефицитом, по рюмкам, друзья детства опрокидывают по очередной. И долго-долго сидят молча, внимая водке — куда пошла, туда ли пошла, правильно ли пошла…А руки сами собой натыкают вилкой огурцы, куски селедки, грибочки, ломают хлеб…Сидят друзья на кухне, как всегда и как привычно, и как всегда у Яши. Жена его Ленка, баба хозяйственная и незлобная, знает, что посидят друзья мирно и спокойно, добавлять после двух бутылок не будут, да и разойдутся себе спокойно. Тем более не шпана какая-нибудь, а друзья детства и в люди вышли — один врач детский, а у Яши с Ленкой двойня- девчонки, всегда врач пригодится, другой майор милиции, хотя и не будет отмазывать, если не дай бог Яша залетит, Ленчик не такой, но все же… Одним словом — приличные люди. Да и друзьям тут привычно и все знакомо, двойняшки в комнате играют, Ленка в ванной стирается, а тут на кухне…
— Слышь, Ванька, Яша, ну че за херня — говорит мне этот мудак, мол жалуются задержанные на вашу грубость. Я в ответ — а он вам, товарищ полковник, не рассказал случайно, что у него в руке было, когда я ему нагрубил? А это не существенно, вы должны соблюдать социалистическую законность, вот например у Льва Гурова…
Ленчик страшно скрипит зубами, мотает головой и рвет на груди рубаху. Пуговица отлетает, Ваня провожает ее взглядом добрых глаз из-под толстых стекол очков, пуговица закатывается под стол, теперь ее не найдешь, Яша машет рукой, дескать хер с ней, с пуговицей и с начальством, обхватывает плечи Ленчика и вновь басит:
— Да ну ее в жопу, пуговицу эту, и мудака этого, с фильма, расскажи лучше, Ленчик как ты ездил в колхоз, подшефный, картошку копать и воров выслеживать…
И подмигивает расклеившемуся оперу, другу детства. Тот воровато оглядывается на коридор, ведущий в комнату и в ванную, и начинает в который раз рассказывать:
— Приезжаем ребята в колхоз, а доярки не…
— Дояны! -
несерьезно вставляет, как всегда, Яша и все громко хохочут, заливисто, во весь голос.
— Опять о бабах начали, ну жеребцы стоялые, -
не зло ворчит Ленка, перестирывая колготки двойняшек и трусы мужа-карманника. У всех муж как муж, а мне повезло, счастья полные штаны, вора имею в мужьях… Надо же, тридцать восемь лет прожил и не разу в тюрьме не был, как будто в младенчестве говна вволю наелся…О, дыра, снова разорвались колготки, не напасешься на них, как на огне горит, один треск стоит, а вскоре весна, пальто снова надо, в старые уже не влезут, снова надо просить Яшку… Лена и жалела обкраденных, хотя Яша заявлял, что работяг не обкрадывает, но ведь она не дура, начальство на машинах ездит, его не обкрадешь, но что поделаешь, пальто девахам надо, двенадцать лет уже невестам, большие… О ржут, ну жеребцы…
— Ну я конечно достаю из широких штанин, а она меня и спрашивает… — Ленчик не может докончить всем давно знакомый рассказ, так как давится от смеха, а сам знаками показывает, мол он вот так вот достал свое хозяйство, а она, доярка-дура и…