-Ты, в натуре, будет базар, будет, космонавт потерялся, а его срочно пахан в Москву кличет, а ты тут лепишь горбатого, ваньку валяешь! Сейчас же идем к генералу!...
И вновь дорожки зеленого цвета с красными полосами по бокам, полированные двери, стулья и конвойные, арестованные и свидетели, отличающиеся друг от друга лишь наличием охраны...
-Разрешите, товарищ генерал-лейтенант милиции?!
-Реверанс не забудь, профурсетка...
-Товарищ генерал-лейтенант милиции, начальник оперативной группы по тяжким преступлениям майор Потапов клятвенно заверил, что в течении суток найдет космонавта, живого или мертвого!
Генерал выкатил глаза и уставился на столь наглого опера. А Ленчик, поперхнувшись от столь наглой подставки, не нашелся сразу и лишь подмигнул генералу, как кирюхе, кенту закадычному. Генеральская челюсть плавно и неотвратимо отпала во всю ширь, раскрыв довольно таки объемную пасть. В кабинете воцарила тишина, за окном кружились снежинки, за дверью чуть слышно журчала вода. Комната отдыха, мелькнуло в голове у полковника. Ссыт кто-то, подумалось оперу. Лилька подмывается, с удовлетворением подумал генерал-лейтенант и возвратив челюсть на место, скомандовал:
-А ну, полковник, оставь-ка нас наедине с этим молодцом. Мы с ним пошепчемся...
Со стены генеральского кабинета на Потапова смотрел отчески и мудро Леонид Ильич, поблескивая из-под лохматых бровей глазками, вода перестала журчать, за окном по-прежнему падал снег. Мягкий, пушистый...
-Садись, майор. Как я понимаю по твоему нахальному подмигиванию - подставил тебя этот идиот?
-Есть немного, товарищ генерал.
-Ты это брось, мы не в армии. Звать меня Иван Кириллович, так и зови. Твоя фамилия у меня в кабинете часто мелькает, то ты этому болвану не угодил, то ты грабителей, убивших тетку Шнеермана, нашел и взял... Одним словом - известный опер. А поэтому будет тебе такой приказ - найти космонавта к завтрешнему утру. Найдешь - проси что хошь, что в моих силах - выполню, умру, но сделаю. Не найдешь - есть кипа рапортов этого партийного придурка, который в нашем милицейском деле ни хрена не смыслит. Ну а там уж как бог на душу положит. Понял - чем генерал сержанта донял?
-Понять-то я понял, да только за завтраки я искать не буду. Одно дело убийцы и грабители, другое дело космонавт.
-Как это не будешь?! Да я...
-Да знаю, знаю, Иван Кириллович, но меньше чем опером в районном угро ну что вы мне можете сделать ? Ни хрена...
В кабинете установилась тишина. Генерал-лейтенант Иван Кириллович вновь демонстрировал свою великолепную пасть, дерзкий опер разглядывал кабинет. Когда обоим надоело, разговор продолжился.
-Значит так, пишите письмо в райисполком, мол так и так, в порядке исключения, учитывая ценность данного специалиста, тяжкие жизненно-квартирные условия и прочая галиматья, вы лучше меня знаете, просим выделить вне очереди трех комнатную квартиру майору милиции тов. Потапову. Подпись и печать.
-А ты наглец, братец...
-Ну а я самое позднее к завтрешнему утру предоставлю вам космонавта. Живого или мертвого.
-Наглец... Ну да ладно, что с тобой делать таким, не убивать же, времена не те... Найдешь космонавта, паскуду эту, будет тебе эта бумажка.
-Письмо вперед.
Генерал взвился:
-Да ты че, в натуре, мне, генералу не веришь?!
-Не верю.
Охреневший от дерзости опера генерал нажал кнопку и продиктовал появившемуся в кабинете секретарю требуемое письмо. Затем подышав на принесенную секретарем печать перегаром и поморщившись чему-то своему, шлепнул ее по бланку с заветными словами.
-Держи опер и помни наш уговор - к утру космонавт должен быть погружен в военный самолет номер борта 748 и отправлен самой быстрой скоростью в Москву.
-Бу сделано, Иван Кириллович...
-Да, самое главное чуть не позабыл. Что ты там болтал насчет живого, или мертвого? Наслышан я, наслышан об твоем умении искать пропажу, но заруби на своем носу - мне труп космонавта не нужен. Понял! Не нужен! Космонавт должен быть живой! Живехонек!! Выполнять приказ, товарищ майор!!!
Долго еще в ушах у Ленчика рев генеральский стоял, долго. Пока не пришел Леонид Потапов к себе в кабинет, к операм своим, и пока не началась работа.
У гастронома было уже многолюдно. Несчастье сплачивает, общность интересов и общая цель, так ясно и точно выраженная на заборе - «Наша цель коммунизм!», тоже сплачивают. Вот и стояли у гастронома единой толпой, сплоченной до не могу, артист кукольного театра и слесарь домоуправления, фотограф с ателье и грузчик рыбного магазина, грабитель Филя и охранник с завода, преподаватель научного коммунизма и строитель в спецовке, домохозяйка с синяком и учащийся ПТУ, студент кооперативного техникума и лейтенант внутренней службы, доцент и сварщик, уборщица и... Кого только не было в этот проклятый час, кто только не стоял в тесной толпе, кто только не дышал перегаром и не страдал головной болью по всей огромной стране, от Чукотки до Прибалтики, от Кушки до полуострова Ямал... Русские и грузины, чукчи и эстонцы, евреи и белорусы, корейцы и караимы, буряты и украинцы, даже стоял в заснеженной Москве один негр, только ни кому не было известно - свой ли негр, жертва империализма и происков ЦРУ, заславших на фестиваль своих шпионов, что б они трахали наших комсомолок... И рожали бы они в муках и на злобу толпе советских людей, черных малышей... Или же соратник по несчастью, в чьей стране также строится светлое будущее, а его прислали набираться опыта, вот он и набирается. Вся страна, в едином порыве, все как один, как в тяжкую годину, стояла плечом к плечу в толпе у гастронома, с вожделением ожидая желанного часа, когда распахнутся двери и каждый получит по... по... Нет, ни по жопе и ни по способностям, и даже ни по потребностям, не построен еще в отдельно взятой с бою у народа стране коммунизм, а потому приходится довольствоваться другой теорией - по одежке протягивай ножки или каждый пьет на сколько гребет... Кто-то купит одну красненькую, кто-то две, а кто-то и три...А как же исконно народный русский напиток водка? С одиннадцати, с одиннадцати часов, партия спасает народ от алкоголизма. Поэтому и не видно в толпах у гастрономов по всей стране партийного начальства, не стоит оно в очередях с вожделением, а просто опохмеляется в закрытых для народа кабинетах, оторвалось от народа, а ведь еще мудрый и вечно живой Владимир Ильич говаривал после чайка - мол будьте проще и народ к вам потянется, товарищи... И стоял, сжимая двугривенный по старому, двадцать копеек чеканки 1961 года, в потной и горячей руке герой наш не слишком положительный, Юрий Безухов, Юрка-граф, пот струился по лицу и телу, заливая глаза и смачивая грязное нижнее белье, ноги дрожали и подгибались, во рту чувствовался метал и еще какая-то гадость, голова разламывалась, в висках бухало, в ушах визжало, хотелось лечь потным лицом в грязный жесткий снег и умереть. Но Юрий знал - не дадут. Доброхоты вызовут спецмедслужбу и адские мучения будут увеличены до невероятнейших размеров. Холодный душ и тычки в бок от администрации, глупые вопросы врача и смех уже оживших собратьев по несчастью... Уж как-нибудь выстоять и попробовать со своим жалкий потным двугривенным год чеканки 1961, войти в долю и получить четверть стакана мутной, красно-черной жидкости, с мерзейшим запахом, с хрустящим чем-то на зубах, вызывающим стойкий рвотный рефлекс, но если побороть рефлекс и закусить снегом, грязным, провонявшим всеми омскими заводами снегом, и пропихнуть комок вниз, к пустому желудку, ссохшемуся от ненадобности и невостребованности, то где-то через полчаса наступит, нет, не облегчение, тут нужен минимум стакан, да где его взять, а просто немного легче станет дышать, и самое главное - голова станет соображать, где же найти остальное, остальные три четверти стакана, как минимум... Столь нужные для дальнейшего существования... Столь громко и самозвано назвавшееся вином...
«Алжирское» ни разу не видевшее Африки, «Южное» ни разу не видевшее юга, «Рубин» проклятый, не имеющий ни чего общего с рубином, «Дар степей», «Солнцедар», «Волжское», «Аромат степи», «Плодово-ягодное», прозванное в народе «плодово-выгодное» все эти гратиешти, кызылхуны, памиры и цертели... Пойло, метко прозванное в народе тошниловкой, вырви-глазом, бормотухой, чернилами... Господи, взгляни на муки наши тяжкие, за что, за что такие муки, пошли избавление и облегчение, господи, да услышь наконец-то наши мольбы слезные, плач наш всенародный...