-- Приплыли, дружок, -- сказал я, повернувшись к счетчику.
Это -- судьба.
И она, наверное, права. Исправляет мои ошибки, мою слабохарактерность. Не пускает на Земля врага, сумевшего заморочить голову неопытному пилоту...
Счетчик улыбался. Словно его не пугала ни огненная буря вокруг, ни неминуемое крушение при посадке, ни дикая ошибка в отработанных программах приземления...
Ошибка в программах?
-- Гад! -- завопил я, рвясь из кресла. -- Скотина!
Самый простой способ миновать контроль космопорта -- приземлиться за его пределами.
Сумей я сейчас встать, я разорвал бы счетчика на куски голыми руками. Но перегрузка уже давила, вырывая из ремней, стремясь бросить на хрупкую начинку пульта.
Нет уж.
Нет.
Но на что он может надеяться, чешуйчатый инопланетянин Карел? Удар при посадке будет слишком силен...
Впрочем, откуда я знаю, какую перегрузку способно выдержать это тело?
В рвущемся огненном саване "Спираль" неслась к Земле.
Счетчик скосил на меня глаза. Ему приходилось куда хуже -- вместо удобного анатомического кресла с широкими ремнями -- стальной трос через талию...
Дисплей замерцал -- оранжевым, призывным светом. Я посмотрел на экран -- поверх траекторных расчетов медленно плыли строчки:
"Петр, все хорошо. Говори, но не обращайся ко мне лично. У нас не будет времени на повторную чистку записей."
Как ни странно, но я подчинился.
-- Челнок не может приземлиться вне космодрома, -- сказал я.
"Ты сможешь."
-- Нет, это невозможно!
"Ты хороший пилот".
-- Двадцать тонн! Нужна специальная полоса!
"Молчи! Молчи!"
Я замолчал. Челнок трясло -- не слишком сильно, привычно. В иллюминаторах бился огонь. Как правило в такие минуты делается не по себе -- теплозащита надежна, но уже дважды шаттлы гибли при посадке. Прогорал какой-то участок, или отслаивалась керамическая плитка, и плазменная струя врывалась внутрь.
Но сейчас мне угрожала куда более реальная беда.
За всю историю космонавтики челнокам не приходилось садиться на неприспособленные площадки. Лишь специальные полосы, лишь лучшие из военных аэродромов -- для аварийных посадок, лишь выглаженные самой природой глади пересохших соляных озер.
Но не дорога.
Я вспомнил старую, советских времен комедию, где пассажирский самолет опустился на шоссе. Эту сцену снимали на аэродроме -- обычное дорожное покрытие не выдержало бы.
В чем я сейчас удостоверюсь на практике.
Как странно все происходящее ныне в мире. Межзвездные полеты, чужие цивилизации стали реальностью. И ничего -- ничего не изменилось! Те же раздолбанные шоссе, по которым ползут "КАМАЗы" и "Жигули", те же мыльные оперы по телевидению, протекающая сантехника и сопливые по весне носы.
Будущее коснулось настоящего, снисходительно потрепало по плечу, и улеглось отдыхать.
Двадцать процентов населения Земли работает на космос. Строит корабли, готовит топливо, сооружает смехотворные орбитальные крепости, пытается справиться с обезумевшей от ракетного бума экологией.
А мне предстоит садиться на оплывший от жары асфальт.
-- Прощай, -- сказал я счетчику. Тот промолчал -- не только вслух ничего ни произнес, но и к компьютеру подключаться не соизволил.
Ладно.
Огненный шторм вокруг челнока уже утих, теперь мы просто неслись в стратосфере, на высоте двадцати с небольшим километров, словно обычный сверхзвуковой самолет... с неработающими двигателями. Я отключил автоматику, взялся за штурвал. Осторожно качнул челнок -- он слушался рулей неплохо, на такой скорости давление набегающего воздуха компенсировало разреженность.
Будь в баках хотя бы обычный резерв горючего, я бы попытался сманеврировать и сесть на космодром. Но баки были почти сухими.
Минут через десять мы уже спустились до облачного слоя, и в этот момент восстановилась связь.
-- "Трансаэро", ответьте... -- устало повторял диспетчер.
-- Я на связи.
-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать! Видим вас!
-- Очень рад, -- сказал я.
-- Петр, вертолеты в воздухе, в точке твоей посадки дорога расчищена. Ты идешь прямо по направлению трассы, у тебя неплохой шанс.
Я не стал уточнять проценты этого шанса. Не лучшее время для ругани.
-- Что советуете, Земля?
-- Петр, на связи Александр Данилов, -- сказал диспетчер. И тут же в разговор вступил другой голос. Немного мне знакомый. Лучшего пилота "Трансаэро" Данилова я видел раза три. Сейчас он водил "Бураны", но начинал со "Спирали".
-- Петр, времени на соболезнования нет, -- начал он. -- И постараемся, чтобы они не понадобились. Через десять минут ты пролетаешь над космодромом. Еще через две, на высоте около пяти километров, оказываешься над дорогой.
По крайней мере, он не сказал "над магистралью"...
-- Дорога хреновая, -- безжалостно сообщил Данилов. -- Я по ней ездил. Но тот участок, где ты снижаешься до нуля, относительно в порядке... там часто ездят китайские торговцы, маленько подлатали покрытие. На автоматику рассчитывать не приходится. Какой у тебя опыт полетов?
-- Два с инструктором, семь самостоятельных. Все на "Спирали", -- я сглотнул, и добавил: -- Все посадки на автоматике...
-- Это я знаю. Военный налет?
-- Девять полетов.
-- На чем летал?
-- На "сушке", тридцать седьмой.
-- И то хорошо. Запомни, "Спираль" все-таки управляема вручную, очень медленно слушается рулей на посадке, но все возможно. Я садился вручную дважды.
-- Дорога широкая? -- спросил я. От ровного, злого голоса Данилова оцепенение проходило.
-- Пять метров. Могло быть и хуже. Если опустишься четко, то колеса в кювет не попадут. Прокатись хотя бы метров сто, чтобы сбросить скорость. Тогда у тебя все шансы уцелеть, когда скатишься с шоссе.
-- Люди есть на дороге?
-- Уже нет. Ее действительно очистили, не волнуйся.
-- Саша, -- от волнения я потерял всяческий пиетет, -- у меня реально есть шанс?
-- Небольшой, но есть. Я сейчас в вертолете... да, вижу тебя! Посмотри вниз... черт, у тебя нет такого обзора... Космодром видишь?
Я видел. Впереди, и очень далеко внизу.
Когда я садился на Свободном, то на такой высоте над ним, конечно, не пролетал...
-- Ты ровно идешь, -- утешил меня Данилов. -- Эта птичка еще полетает. Тебе выдали расчет курса?