— Да не то чтобы поправки, — сказал он, — ибо премьер-министр высказывает совершенно справедливые требования. Совершено международное преступление, в том нет ни малейших сомнений. Но, может статься, вина за сей инцидент целиком лежит на капитане американского судна. Прежде чем сыпать угрозами, мы должны в точности выяснить, что же именно там случилось и почему. Ни в коем случае нельзя позволять этому делу идти самотеком. Посему, полагаю, необходимо внести кое-какие изменения. Не столько в содержание, сколько в тон. Суверенной державе нельзя приказывать, как своенравному ребенку. — Он не без труда встал на трясущиеся ноги. — Пожалуй, мне не помешало бы сейчас немного поупражняться в письме. В настоящее время я не голоден. Если позволите, поем попозже.
— Тебе нехорошо? — спросила королева, приподнявшись из кресла.
— Легкое недомогание, пустяки. Пожалуйста, не стоит прерывать обед из-за меня.
Попытавшись улыбнуться, принц Альберт двинулся вперед, но вдруг будто споткнулся. Колени у него подломились, и принц-консорт рухнул, крепко ударившись головой о пол.
— Альберт! — вскрикнула королева.
Тотчас же бросившись к принцу, Гладстон перевернул его и потрогал бледную кожу.
— Он без сознания, мэм, но дышит довольно ровно. Может, врача...
Королева не нуждалась в подсказках, чтобы призвать людей на помощь своему дорогому Альберту. Тотчас же появилось огромное множество слуг, бросились разыскивать одеяло, укрыли ему ноги, под голову подложили подушку, нашли носилки, послали гонца за сэром Джеймсом. Королева ломала руки, лишившись дара речи. Поглядев на бесчувственного Альберта, Гладстон впервые заметил, что принц по-прежнему держит послание в конвульсивно стиснутом кулаке.
— Если позволите, мэм, — шепнул канцлер, преклонив колени и бережно освободив бумагу. Он колебался, понимая, что сейчас не время и не место, но все-таки чувствуя, что обязан упомянуть об этом. — Может, отложим ноту до завтра?
— Нет! Заберите ее. Посмотрите, что она натворила! Это ужасная бумага так подействовала на дорогого Альберта. Она взволновала его, вы же видели. При его хрупком здоровье подобное было уж чересчур. Снова эти американцы, это они во всем виноваты. Бедняжка, он так встревожился... Заберите ее с глаз моих долой! Делайте с ней что хотите. Доктор, наконец-то!
О трапезе никто больше и не вспомнил. Королева ушла вместе с принцем. Когда дверь за ней закрылась, Гладстон распорядился, чтобы им принесли пальто и вызвали карету.
Вечер выдался недобрый.
Послание уйдет, как написано.
Жребий брошен.
Когда президентский поезд остановился в Джерси, чтобы заполнить цистерны паровоза, доставили последние рапорты и донесения; личный секретарь президента сам принес их. Авраам Линкольн, вдали от Белого дома на время избавившись от постоянного напряжения и тягот управления государством, любовался сквозь заиндевевшее окно зимней красотой реки Гудзон. Пышущая жаром угольная печурка гнала холод прочь. На сиденье напротив безмятежно дремал военный министр Эдвин М. Стэнтон. После Белого дома, поминутно осаждаемого искателями президентской благосклонности, поезд казался приютом мира и покоя. Президента не смог потревожить даже вид кипы принесенных бумаг.
— Я вижу, война по-прежнему преследует меня повсюду, Николай.
— Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне кажется, что последний куда хуже. Конгрессмены в...
— Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда милосерднее.
Кивнув в знак согласия, Джон Николай зашелестел свежими рапортами, переданными ему Хеем.
— А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове Тиби в реке Саванна прошла весьма успешно. Командир докладывает, что далее будет атакован форт Пуласки. Как только с ним будет покончено, Саванна наверняка падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая партия брони для «Мерримака». А также пушки. Они переименовали его в корабль военного флота Конфедерации «Виргиния».
— Давайте пока не будем тревожиться о нем. Но позаботьтесь, чтобы копия рапорта дошла до команды «Монитора». Это заставит их трудиться круглые сутки.
Президент перелистал газеты. В последнее время пресса будто сговорилась против него и его администрации. Аболиционисты снова единодушно накинулись на него — их послушать, так надо перебить всех южан поголовно и освободить всех рабов до единого, а о меньшем даже говорить не стоит. Одна из заметок привлекла его внимание, и Линкольн улыбнулся, читая ее, а потом скомкал газету в кулаке.