Теперь немец сидел в седле, судорожно вцепившись в поводья и с вызовом выпятив вперед квадратный исцарапанный подбородок. Одежда на нем промокла до нитки, а злосчастная бескозырка куда-то бесследно исчезла.
— Не смейтесь, мистер Блейк, — лейтенант улыбнулся. — Посмотрел бы я на вас, на палубе «Геркулеса» в девятибалльный шторм!
— Я не смеюсь, Сайлс, — сказал я прищурившись. — Это просто солнце бьет в глаза!
В разрывах между черных туч появилось голубое небо, а над нашими головами изогнулась исполинская мерцающая радуга.
Я направил Маленькую Стрелу вперед, через шуршащий и колышущийся океан трав, наслаждаясь прохладой брызжущей в лицо росы, искрящейся в солнечных лучах, и ни с чем не сравнимым ощущением свободы, наконец захлестнувшим меня после долгих дней проведенных в зловонных трюмах броненосца.
Внезапно у меня за спиной рявкнул ружейный выстрел, и прямо из под копыт аппалузы вспорхнула целая стая испуганных птиц. Туго натянув поводья, я развернул Маленькую Стрелу на месте и оглянулся назад.
Хасс стоял в стременах, и на вытянутых руках держал винтовку, направленную в мою сторону.
— Ты куда это собрался? — сержант криво ухмыльнулся. — Попридержи-ка коня, парень. Иначе я подстрелю одного из вас!
Сжав бока Маленькой Стрелы коленями, я подъехал к своим спутникам и уставился на угрюмое лицо Тома Сайлса.
— Как это понимать, лейтенант? — спросил я, стараясь не обращать внимания на ухмыляющегося немца.
Хасс выехал вперед, вклинившись между мной и Сайлсом.
— Так и понимай, — сержант небрежно положил ствол винтовки на плечо. — Попытаешься сбежать, и я быстро нафарширую тебя свинцом, даже пикнуть не успеешь! Генерал на то дал четкие указания!
Сайлс поднял руку, прерывая тираду немца.
— Генерал просто приказал не выпускать его из поля зрения, — сказал он.
— На зрение я не жалуюсь, лейтенант, — Хасс сплюнул. — Зрение у меня как у орла!
Сержант задрал куртку и продемонстрировал наручники, торчащие из-за пояса.
— А не будешь слушаться, скаут, я на тебя быстро надену вот эти браслеты! — верзила даже зажмурился от удовольствия, очевидно представляя, как он будет надевать на меня оковы.
— Надеюсь, что в этом не будет нужды, — сухо проронил лейтенант.
Развернув коня, я молча натянул поводья и пустил его «пассажем» — как на параде.
До темноты мы едва ли успели сделать тридцать миль, вместо запланированных пятидесяти, зато сержант успел еще дюжину раз побывать на земле, и украсить свою физиономию парой ссадин, шишек и порезов.
— Эта проклятая тварь задумала меня прикончить! — взревел он, в очередной раз поднимаясь с земли. — Лейтенант, ради всего святого, давайте поменяемся конями!
Жеребец Тома Сайлса злобно всхрапнул, и попытался цапнуть зубами за руку, протянувшуюся к его узде.
— Похоже, что ваша скотина ничем не лучше моей, — сержант пригорюнился, и полез в седло, бормоча себе что-то под нос по-немецки.
В сгущающихся сумерках я нашел хорошее место для ночлега. У невысокой скалы, заслоняющей нас от ветра и скрывающей от любопытных глаз, из самого основания бил крошечный родник. Чистая прозрачная вода собиралась в глубоком каменном углублении, вокруг которого стелился настоящий ковер цветов и изумрудно-зеленой сочной травы.
Расседлав коней, и сняв с вьючных лошадей тюки с припасами, мы разложили маленький костер, на котором тут же зашкворчала сковородка с беконом и забулькал кофейник.
— Замечательно! — Том Сайлс вытянулся возле костра, закинув ногу на ногу, и подложив под голову седло. — Нет ничего лучше, чем вечерний привал после дня проведенного в седле!
Лейтенант хрустнул пальцами и закинул руки за голову.
— Знали бы вы, как мне этого не хватало, — Сайлс улыбнулся. — Сколько раз я просыпался посреди ночи в душной каюте на «Геркулесе», и, глядя в низкий серый потолок, мечтал о том, чтобы над моей головой вместо него оказались яркие звезды, а вместо гула моторов я слышал лишь шум ветра да шорох степных трав.
— Ага, а так же волчий вой, и жужжание москитов! — сила удара, с которой Хасс хлопнул себя по шее, могла запросто отправить простого человека в нокаут.
— Все вы городские такие, — лейтенант небрежно отмахнулся. — У моего отца было большое ранчо в Канзасе, так что я и все мои братья с раннего детства привыкли подниматься в седло до зари, и спускаться на землю уже в сумерках. Большую часть года мы спали под открытым небом, а перебирались в дом лишь тогда, когда лужи затягивало льдом.