Выбрать главу

Я задрал голову вверх, щурясь от солнца.

Флаг был старый, изодранный в клочья и продырявленный пулями, а стрелы, привязанные к закопченному древку, были очень необычными. Встряхнув головой, я вспомнил, где видел их раньше!

Перед моими глазами тут же появился мертвый медведь на берегу Миссисипи, с черной стрелой, торчащей из плеча. Я сразу же вспомнил эту жуткую щетину, которой была оперена стрела, и грозный рев умертвия вновь зазвучал у меня в ушах.

— Что за черт! — Мистер Конноли спрыгнул на землю и подбежал к крыльцу, на ходу поднимая винтовку.

— Куда?! — рявкнул Шеймус прицеливаясь во что-то из Генри.

Мистер Конноли уже взбежал на крыльцо по ступенькам и склонился над чем-то.

— Проклятые индейцы! — выдохнул ирландец.

На крыльце рядочком лежала целая семья. Отец, мать, и пятеро детей. У всех перерезаны горла и сняты скальпы.

Я спрыгнул на землю и поднялся по ступенькам к мистеру Конноли.

— Проклятые индейцы! — повторил он, оглядываясь по сторонам.

Склонившись над полуразложившимися трупами, я задержал дыхание и бегло осмотрел их раны. Сразу было видно, что скальпы сняты неумелой рукой.

— Это не индейцы, — сказал я, разгибаясь. — Это белые сняли с них скальпы.

Шеймус присел рядом со мной на корточки, и осторожно повернул голову мертвой девочки из стороны в сторону.

— Да уж, признаю, топорная работа, — согласился он. — Словно собака погрызла!

В полной тишине я услышал, как заскрипели зубы у мистера Конноли, а на его шее вздулись жилы.

— Пойдемте отсюда, — сказал Шеймус. — У нас нет времени на расследование.

Мы взгромоздились на своих коней и в гробовом молчании двинулись дальше.

Ферма сменяла ферму, усадьба усадьбу, а вокруг, царили только смерть и разрушения. Кроме банды мародеров мы за целый день не встретили ни одного живого существа.

— Вот ведь, как паршиво, — вздохнул Шеймус. — Просто какое-то царство мертвых!

Мистер Конноли поднял ружье. В кустах справа что-то зашуршало.

— А это что такое?

Прямо перед нами на дорогу вышел волк. Животное было огромным. Таких больших волков мне прежде еще видеть не доводилось!

Уши у твари были прижаты к затылку, а клыки оскалены.

— Чего ему надо? — спросил Шеймус, поднимая винтовку и прицеливаясь. — Вид у него какой-то неприветливый!

Шерсть на груди у чудовища была бурой от крови, а из загривка торчала черная стрела, с щетиной вместо оперения.

Глава 5

С самого детства я любил слушать страшные истории, которые взрослые обычно рассказывали друг другу у походного костра.

Вот и в тот раз, мы с братьями тихонько устроились под одеялами, терпеливо дожидаясь, когда отец закончит набивать свою трубку, и начнет свой неторопливый рассказ.

Жаркий костер весело потрескивал, а черное холодное небо было усеяно мириадами мерцающих льдинок.

Ночь была холодная, и мальчишки жались поближе друг к другу, поглядывая на темные силуэты воинов, застывших, подобно изваяниям, вокруг огня.

Белая Птица плеснул на уголья из чаши, а Черная Рубаха бросил в огонь кусок сырого сердца бизона.

Трубка пошла по кругу, и воины затянули старинную песню охотников.

Я хорошо знал слова и начал тихонько подпевать.

Завыл ветер, пламя затрепетало, и с небес посыпались крупные хлопья снега.

Трубка описала полный круг вокруг костра и вернулась в руки хозяина.

— Однажды, давным-давно, когда люди еще понимали язык зверей и птиц, жил один воин, по имени Умеющий Слушать…

Этой истории я не слыхал раньше, и сердце мое забилось в груди быстрее, в предвкушении волшебных приключений и страшных превращений!

Однако отец замолчал, прервав рассказ на полуслове.

Он вновь принялся набивать свою трубку, а остальные воины сидели, не шевелясь, величественные и безмолвные.

Я поднял глаза, и мое сердце замерло на миг в груди! Прямо напротив отца сидел огромный белый волк!

От его шкуры поднимался пар, а воздух наполнился непривычным горьковатым запахом, похожим на запах корений, которые шаман бросает в огонь, когда говорит с божествами.

Круглые желтые глаза глядели на воинов сквозь стену огня, а на огромных когтистых лапах таял снег.

Волк сидел неподвижно, а воины делали вид, что ничего не замечают.

Отец вновь раскурил трубку, и как ни в чем ни бывало, продолжил рассказ.

Что он рассказывал, я уже не слышал. Мой взгляд был прикован к огромному, страшному животному, сидящему среди воинов, как среди равных.