Волосы встали дыбом у меня на голове, и я попытался еще сильнее вжаться в палубу, чтобы оказаться как можно дальше от жуткого призрака.
Кайзер громко хрюкнул, просунул в ящик свои огромные ручищи, и, ухватив меня за куртку, с легкостью вытащил наружу.
Не в силах пошевелить даже пальцем, я висел, как куль с мукой, глядя на раскачивающееся передо мной лицо немца. Громадные ноги затопали по палубе тяжелыми подкованными башмаками. Лязгнула распахнувшаяся стальная дверь, и из темного провала дохнуло могильным холодом.
Ноги немца застучали по скрипучим сходням. Куртка, натянувшаяся у меня на груди, жалобно затрещала и больно впилась в подмышки, а Кайзер только глупо ухмылялся, да брызгал слюной из разинутого рта.
Спустившись по лестнице на нижнюю палубу, Кайзер распахнул ударом ноги очередную дверь, и небрежно швырнул меня на пол, рядом с массивным столом, за которым восседал чернокожий бокор, бережно баюкающий забинтованную руку.
Каюта была маленькая, освещенная лишь масляной лампой, стоящей на столе, да черной оплывшей свечой, притулившейся возле жуткого алтаря из человеческих черепов.
В воздухе висел запах незнакомых трав и специй, а из дальнего угла тошнотворно разило разлагающейся плотью.
Бокор посмотрел на меня исподлобья, и сделал приглашающий жест, указывая на свободный стул, стоящий рядом со столом.
Осторожно поднявшись на ноги, я покосился на дверь, за которой скрылся Кайзер, и с облегчением вздохнул.
— Садись, tintin, нам нужно многое с тобой обсудить, — голос у колдуна был мягкий и глубокий, совсем не такой, каким он говорил вчера.
— Вы говорите по-английски! — я сделал вид, что удивился.
— Не хуже чем ты, tintin, — бокор небрежно отмахнулся. — Вот только сообщать об этом никому не стоит.
Взгляд колдуна пробежался по мне, словно ощупывая. Ощущение было отвратительное, и я даже вздрогнул от омерзения.
Бокор хмыкнул.
— Я вижу, ты очень чувствителен, к миру эфирному, tintin, за что я готов даже простить твою грубость, — в глазах колдуна загорелись недобрые огоньки, когда он осторожно погладил забинтованную руку. — Я могу простить многое, если ты добровольно согласишься работать на меня.
— Работать на вас? — у меня вновь поджилки затряслись от страха, когда я вспомнил идиотскую гримасу на лице Кайзера.
— Видишь ли, — колдун кивнул на дальний угол, из которого с каждой минутой смердело все сильнее. — Мои zonbi не отличаются особой сообразительностью, а мне иногда нужен помощник с головой на плечах.
Из-за закрытой двери послышалось безумное хихиканье немца.
— И чем же я могу помочь могучему шаману, который властен даже над жизнью и смертью? — я почувствовал, как по спине вновь побежали мурашки.
— Нет — нет, — колдун заулыбался, скаля желтые зубы. — Над жизнью я не властен, только над смертью…
Мистер Смит продемонстрировал мне раненную руку, с пропитанными кровью бинтами.
— Жизнь — пока мне не подвластна, — бокор нахмурился. — Да и zonbi, которых я делаю, ничего не стоят против тех, которых создают ваши шаманы…
Желтые ногти бокора впились в столешницу как когти хищной птицы.
— Даже такой опытный oungan, как я, не может сравниться с вашими шаманами, — черное личико сморщилось, превращаясь в гротескную маску. — Po diab Форрест думает, что я сюда приехал из-за золота, которое он мне посулил. Нет, tintin, не золото мне нужно!
Губы бокора затряслись, а глаза устремились куда-то вдаль, насквозь пронзая взглядом пятидюймовую броню «Геркулеса».
— Вы хотите украсть знания моих предков, — я усмехнулся, стараясь скрыть за улыбкой ужас, который внушал мне этот тщедушный человечек. — Боюсь, я ничем не смогу вам помочь.
Взгляд колдуна хлестнул меня как бичом.
— Сможешь, — зашипел он. — Нужно лишь желание…
С грохотом выдвижной ящик стола открылся, и бокор положил на стол нечто, завернутое в пеструю тряпицу.
— У меня такого желания нет, — сказал я, не в силах отвести взгляда от уродливых пальцев колдуна.
— Мне это известно, — мистер Смит заулыбался. — Однако у меня есть кое-что, что заставит тебя задуматься!
Я усмехнулся. Все это было слишком предсказуемо. Колдун, очевидно, думал, что меня можно купить, как с легкостью покупали многих из моих соплеменников.
— Мне не нужно ваше золото, — сказал я. — Приберегите его для более подходящего случая.
Мистер Смит закивал, разворачивая тряпицу.
— Ты слишком глуп и упрям, tintin, чтобы попытаться тебя подкупить, — колдун хмыкнул. — С твоим приятелем Шеймусом было бы куда проще…
На тряпице посреди стола лежало не золото, а уродливая кукла из черного воска.
Волна панического ужаса захлестнула меня в одно мгновение. Я чувствовал зло, идущее от этой куклы. Я чувствовал холодное дыхание пустоты, которое в тысячу крат страшнее смерти!
— Делать из тебя zonbi нет смысла, — бокор пожал плечами. — Поэтому, я взял немного твоей крови и твоих волос…
Выдернув из лацкана пиджака длинную иглу, колдун с размаха воткнул ее кукле в руку.
Я не закричал. Боль была такая ослепляющая, что я молча рухнул на пол, и тихонько заскулил, зажимая руку между колен.
Бокор медленно провернул иглу и осторожно выдернул ее из воска.
Задыхаясь, и обливаясь слезами, я встал на колени, все еще не в силах поверить, что боль ушла.
— Это еще ерунда, tintin, ты себе не представляешь, что будет, если я воткну иглу в туловище или в голову, — желтые зубы колдуна заблестели в свете масляной лампы в самодовольной ухмылке. — Моли же своих богов, чтобы тебе никогда не довелось этого узнать!
Поднявшись с пола, я рухнул на стул, все еще сжимая гудящую руку между колен.
— Ты будешь послушной собачонкой, tintin, — бокор заурчал как сытый кот, разглядывая меня как свою собственность. — Я буду бросать тебе палку, а ты будешь приносить ее назад в зубах!
Не в силах отвести взгляд от блестящей иглы в руке колдуна, я застонал.
— И чего же вы от меня хотите?
Мистер Смит нежно погладил куклу кончиками пальцев.
— Послушания, — его голос стал мягким как бархат. — Я хочу, чтобы ты позабыл о том, кто ты и кем ты был. Я хочу, чтобы ты помнил только о приказах своего хозяина, о том, как их выполнить, и о наказании, которое тебя ждет, если ты ослушаешься.
Колдун ласково улыбнулся.
— Ты же очень непослушный, tintin, — игла поднялась над куклой. — Но я готов заняться твоим воспитанием.
Игла пронзила голову куклы насквозь, и я в тот же миг погрузился в такие пучины боли, о существовании которых не было известно никому из простых смертных.
Глава 6
На этот раз пробуждение было особенно мучительным. Все тело болело и саднило так, будто бы меня проволокли несколько миль по прериям, привязанным лассо к дикому мустангу.
Пульсирующая боль в голове и шум в ушах мешали думать, а идиотское хихиканье Кайзера было хуже самой изощренной пытки.
Я с трудом разлепил глаза, и уставился на огромного немца, сидящего рядом со мной на грязном полу, который, позабыв обо всем на свете, увлеченно разглядывал иллюстрированный журнал.
— «Макс и Мориц», — пробормотал я, глядя на обложку, на которой были изображены два ухмыляющихся подростка. — Автор Вильхельм Буш, отпечатано в Мюнхене.
Верзила захихикал, послюнил палец и, не обращая на меня ни малейшего внимания, перевернул страницу.
Поморщившись, я оперся на локти, и слегка приподнялся.
— Прежде ты говорил на латыни и декламировал стихи, — я уставился на пустую оболочку, оставшуюся от жуткого бойца Кайзера. — А теперь пускаешь слюни над детской книжкой…
Немец громко шмыгнул носом и тупо уставился на меня.
— Не повезло тебе, — мне даже на мгновенье стало жаль верзилу. — Оставаться бы тебе в могиле…
Откуда-то сзади послышался смешок.
— Могила, это роскошь, которую в наше время не многие могут себе позволить, — генерал Форрест переступил через меня, и с нежностью потрепал умертвие по щеке. — А ты вставай, господин скаут, нечего тут рассиживаться!