Я откинулся на спину, и уставился на бледный серп луны, висящий над нами в быстро темнеющем небе.
— Нечего сказать, увязли мы в этом дерьме, по самые яйца! — траппер вытащил из-за пояса томагавк, и положил его рядом с собой на землю. Сунув в зубы сухую травинку, он притих, терпеливо дожидаясь темноты.
Перевернувшись на живот, я поглядел на чернеющую над нашими головами гряду, и тяжело вздохнул.
— Это я увяз, Сет, — сказал я, прислушиваясь к свисту ветра и отдаленному вою койотов. — Похоже, что проклятый колдун каким-то образом сумел вытянуть из меня душу, и превратить в одну из своих кукол…
Когда я закончил рассказ, лицо траппера стало практически неразличимым в сгустившихся сумерках.
— Еще два года назад я бы ни за что не поверил бы во все это мамбо-джамбо, — голос Кипмана стал каким-то хриплым и незнакомым. — Сначала все эти умертвия, что заполонили прерии, а теперь еще и африканские колдуны со своими zonbi!
Под лунным светом блеснуло лезвие томагавка.
— Похоже, что Всевышний недоволен нами, — в голосе траппера послышалась злость. — Чего там, я вот тоже недоволен Всевышним!
Темный силуэт бесшумно придвинулся ко мне.
— Это хорошо, что ты открылся мне, Джонни, — Кипман перешел на шепот. — Вместе мы точно придумаем, как избавиться от черной обезьяны!
Мы прятались в прибрежных зарослях до тех пор, пока в небе не появились звезды. В траве заскрипели сверчки, скрадывая шелест наших шагов, а на стоящих посреди реки кораблях зажглись разноцветные огоньки.
Оставив траппера у подножия холма, я разделся догола, и, оставшись в одной набедренной повязке, которую носил вместо исподнего, скользнул в покрытую росой траву.
На вершине холма, возвышающегося над рекой, пушек не было. Под ногами захрустели угли из прогоревшего костра, да ломкие рыбьи кости. Я присел на корточки, чтобы мой темный силуэт не был виден на фоне звездного неба, и посмотрел вниз.
Прямо напротив меня чернели бесформенные тени сцепившихся колесами пароходов, перегораживающих проход «Геркулесу». Пять кораблей, стоящих цепочкой друг за другом, были освещены как рождественские елки, которые бледнолицые каждый год наряжали на центральной площади в Ричмонде.
Я глядел на огоньки, отражающиеся в воде, и тяжелый камень вины, лежащий у меня на груди, становился все тяжелее с каждым вздохом.
Эти корабли были чужими. Они несли смерть и разрушение, а я ничего не мог сделать, чтобы их остановить…
За спиной чуть слышно зашуршала трава, и из зарослей появился встревоженный Сет Кипман.
— Слишком долго тебя не было, — зашептал он. — Я уже забеспокоился, не сцапали ли тебя команчи!
— Не индейцев нужно бояться, — пробормотал я. — Бояться нужно вот этого!
Траппер присел рядом на корточки, глядя на праздничную иллюминацию на реке, и протянул мне узел с одеждой.
— Пора возвращаться, Джонни, — сказал он. — А то, как бы мистер Смит с перепугу опять не взялся за свою иглу!
Капитан Картер молча выслушал наш доклад и облегченно вздохнул.
— В любом случае, стоило проверить, — сказал он, косясь на угрюмого генерала, изучающего пустую бутылку из-под коньяка. — Этих краснокожих нельзя недооценивать. Говорят, что у мистера Паркера шпионы повсюду!
Форрест стукнул бутылкой по столу.
— Возможно, что они даже разгуливают по вашей посудине, Картер, — генерал подозрительно поглядел на нас с траппером. — Завтра утром на всякий случай дадим пару залпов по той гряде. Вдруг наши скауты чего напутали.
Стоящий рядом с первым помощником Шеймус шутливо козырнул, и потащил нас прочь с мостика.
— Я-то заранее знал, что вы там ничего не найдете, — толстяк хмыкнул. — У нашего генерала просто очередной приступ паранойи!
Мы с мистером Конноли и Сетом Кипманом просидели почти до полуночи, обсуждая маршрут от форта Бент, что в верховьях реки Арканзас, до Скалистых гор. Когда траппера наконец сморил сон, заявился Шеймус, и потащил меня к своим новым дружкам играть в карты.
— Если встретите Кайзера, передавайте ему от меня привет, — усмехнулся мистер Конноли. — Если честно, мне даже жаль несчастного ублюдка!
Я махнул ирландцу на прощанье, и покорно последовал за Шеймусом, через немыслимое переплетенье лестниц и коридоров, ведущих к котельной, в которой матросы втихаря устроили подпольное казино.
В дальнем углу помещения у стены тихонько сидели два чернокожих умертвия — кочегара, которые безропотно с утра до ночи бросали лопатами в пышущую жаром топку уголь.
— Накинь им мешки на головы, — попросил меня один из матросов. — Не могу играть, когда они вот так пялятся.
Угрюмые неподвижные лица с черными колодцами глаз казались старинными деревянными масками, которые надевали индейские шаманы на «Фестивале сновидений». Когда я набросил им на головы кусок драной мешковины, zonbi даже не шелохнулись.
— Старший кочегар Берк отрабатывает на них свой знаменитый хук левой, — ухмыльнулся молодой матросик, тасующий колоду карт. — Говорит, что это куда веселей, чем мутузить боксерскую грушу в кубрике.
Жалкие умертвия сидели, вытянув вперед свои босые ноги перепачканные угольной пылью, а огромные мозолистые ладони, чинно сложили на коленях.
— Не боись, они безвредные, — второй матрос проследил за моим взглядом. — Без приказа мистера Смита они даже пальцем пошевелить не могут.
Мы расселись на мешки с углем, за сдвинутыми в центре котельни деревянными ящиками. На импровизированном столе появились стопки монет, и вскоре карты запорхали как бабочки, поблескивая разноцветными лакированными рубашками.
Шеймус для начала проиграл десять долларов, а я забавлялся, глядя, как толстяк ирландец на ходу незаметно кропит карты. За время своего турне по федеральным тюрьмам я навидался всякого, однако Шеймус в этом деле был непревзойденным виртуозом.
Орудуя своими грязными ногтями, он ловко метил карты, оставляя на них одному ему заметные насечки, которые его чуткие пальцы и зоркие глаза читали как открытую книгу.
Горка серебра перед мошенником неудержимо росла, однако он не забывал время от времени подыгрывать и мне, и матросу Кокрану, позволяя нам тоже выиграть доллар — другой.
Далеко за полночь, когда игра была в самом разгаре, мою руку вновь пронзила невыносимая боль. Поначалу я попытался ее игнорировать, однако, жжение становилось с каждой секундой все невыносимей!
Огненный спрут с ужасной силой стиснул мое предплечье, так что карты посыпались на стол из безвольно разжавшихся пальцев, а по щекам потекли слезы.
— Что-то я себя неважно чувствую, — вздохнул я, и, покачнувшись, встал из-за игрального стола. — Пойду-ка, хлебну свежего воздуха.
— Ничего страшного, это у тебя с непривычки, — сочувственно хмыкнул Кокран. — От запаха умертвий любого здоровяка скрутит, тем более в такой духотище.
Оставив выигрыш на столе, я прижал больную руку к груди, и, кивнув на прощанье озадаченному Шеймусу, со всех ног припустил вверх по лестнице.
Мистер Смит встретил меня своей обычной гнусной ухмылкой. Он не спеша сделал большой глоток из полупустой бутылки с ромом, и лишь потом выдернул иглу из восковой куклы.
Стоящий в полумраке, на границе света и тьмы Кайзер, отпрянул назад, будто бы испугавшись страшной гримасы, застывшей на моем лице.
— Мне просто захотелось поболтать, — колдун щедро плеснул рома в стоящий на краю стола стакан. — Ты себе даже представить не можешь, tintin, как мне порой бывает одиноко!
Яростно растирая ноющее предплечье, я присел на край стула, прикидывая, смогу ли дотянуться до колдуна ножом, или все же стоит его метнуть в ухмыляющуюся черную харю.
— На твоем месте я бы этого не делал, — мистер Смит омерзительно захихикал, проводя острым ногтем по горлу распластанной перед ним на столе куклы. — Если ты, конечно, не горишь желанием поскорей присоединиться к мистеру Кайзеру…
Колдун хрипло засмеялся, увидев, как меня передернуло от отвращения.