Глава 7
Трехсотфунтовая пушка, установленная на носу «Геркулеса», рявкнула так, что палуба под моими ногами загудела, словно огромный шаманский бубен. Черное облако дыма затянуло обзор со шкафута, а когда оно рассеялось, я увидел, что верхушки холма, с которого я еще вчера наблюдал за рекой, как ни бывало.
Из прибрежных зарослей вспорхнули целые тучи диких голубей, превращая солнечное утро в настоящие сумерки.
— Вот это пушка! — присвистнул Шеймус. — Бьюсь об заклад, Форрест только и мечтал о том, как бы ее опробовать!
— И заодно показать индейцам свою силу, — кивнул мистер Конноли.
— Хороший спектакль, — согласился Кипман. — Я, правда, очень сомневаюсь, что ему удалось подстрелить хоть одну птичку!
Трапперу пришлось повысить голос, чтобы перекрыть хлопанье тысяч голубиных крыльев.
— Пора сматываться, — он крепко ухватил меня за рукав куртки и бесцеремонно потащил под навес, натянутый между мачтами. — Сейчас такое начнется! Упаси Господь!
Мутные воды реки Арканзас вскипели, будто похлебка в котле, и спустя мгновенье, на палубу «Геркулеса» обрушился настоящий ливень птичьего помета, в одно мгновение окрасивший опрятные синие куртки матросов, в белый цвет.
Помет как град замолотил по навесу, туго натянутому над нашими головами. Спрятавшиеся под ним счастливчики удивленно переглянулись, и покатились от хохота, наблюдая за своими незадачливыми товарищами, застывшими, словно гипсовые статуи, в самых нелепых позах.
Громче всех смеялся Кипман, тыча локтем меня в бок, и указывая на парализованного от ужаса Шеймуса. Лицо толстяка было расчерчено аккуратными вертикальными полосками, делая его похожим на возвращающегося с тропы войны команча.
Мистер Конноли высунулся из-под спасательной шлюпки, куда он нырнул по первой же команде траппера, и тоже покатился со смеху. Я проследил за взглядом ирландца и ухмыльнулся.
Генерал Форрест размахивал обнаженной саблей, и, грозя небесам, извергал потоки ругательств настолько изысканных и замысловатых, что их стоило бы увековечить в камне!
Элегантный генеральский мундир теперь больше походил на куртку маляра, а с эполетов и позументов стекало жидкое птичье дерьмо.
— Вот ты и повидал девятое чудо света, — мистер Конноли поспешно отпрянул от онемевшего Шеймуса, жалобно тянущего к нему руки.
Кипман сочувственно закивал.
— Как-то раз, возле реки Платт, мы заприметили стадо белых бизонов, — траппер ухмыльнулся, глядя на трясущуюся челюсть толстяка — ирландца. — Мы целый день потратили, на то, чтобы их догнать! Перехватить стадо удалось лишь под вечер, у самого Коровьего брода, отмахав по прерии, по меньшей мере, семьдесят миль! Ты даже не можешь представить, каково было наше разочарование, когда белые бизоны вышли из реки грязно-бурыми!
Шеймус вытер трясущейся рукой свои поникшие усы, размазывая аккуратные белые полосы по лицу.
— Теперь ты похож на Пьеро, попавшего под дождь! — мистер Конноли взмахнул руками, поскользнувшись на скользкой от птичьего помета палубе. — Ну и потеха! Давненько я так не смеялся!
Шеймус презрительно скривился, и попытался сплюнуть, однако густая белая слюна повисла у него на подбородке, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Вот незадача! — ирландец сокрушенно осмотрел свою испорченную одежду. — Одно утешает, хотя бы моя шляпа в безопасности, на вешалке в каюте!
Мои товарищи вновь покатились со смеху, и я засмеялся вместе с ними.
Деловито засвистели боцманские дудки, и в тот же миг из трюмов, как черные муравьи, полезли умертвия. Мистер Смит со своей неизменной погремушкой присоединился к генералу Форресту и капитану Картеру на мостике, и с вышины стал наблюдать, как его воинство разбирает щетки, тряпки и ведра.
— Как же их много! — у мистера Конноли даже рот открылся от удивления. — Две полные роты, не меньше!
— Куда больше, чем на табачных плантациях моего дядюшки, — Шеймус брезгливо скинул безнадежно испорченную куртку на палубу. — На «Геркулесе», если хотите знать, все трюмы забиты ими под завязку!
Я поежился, вспоминая гору черных тел у изрешеченной пулями красной кирпичной стены в форте Хелл-Гейтс. Форрест был не единственным конфедератом, ненавидевшим чернокожих.
Мне не раз довелось слышать и рассказы очевидцев о резне в форте Пиллоу, в которой погибло больше пяти сотен негров. Один парень, служивший под началом Форреста, вспоминал, что вода в реке окрасилась красным на пару сотен ярдов, а из трупов можно было навалить настоящий мост, по которому кавалерия могла бы запросто переправиться на другой берег, едва замочив копыта.
Умертвия работали слаженно, так, словно делали это уже бесчисленное количество раз. Несколько матросов тут же вооружились баграми, и принялись тыкать остриями тех, кто, по их мнению, работал недостаточно усердно.
— Это просто омерзительно! — Сет Кипман помрачнел. — С ними обращаются даже хуже, чем со скотом!
Шеймус презрительно сплюнул.
— Это же дохляки! — ирландец пожал плечами. — Чего с ними цацкаться!
За борт полетели ведра на веревках, зашипела помпа, разбрызгивая во все стороны воду из парусинового шланга.
— И меня окатите, будьте так любезны! — взмолился Шеймус, хватая за плечо пробегавшего мимо матроса.
Матрос весело осклабился и с готовностью вылил толстяку на голову целое ведро ледяной воды.
— Полный вперед! — с мостика послышался рев капитана Картера, склонившегося над переговорной трубой, ведущей в котельную. — Поддайте жара, мерзавцы!
У меня перед глазами тут же возникли угрюмые физиономии умертвий, орудующих лопатами в раскаленном трюме. Похоже, что рабство вновь вернулось в Америку, и на этот раз, куда более страшное и омерзительное, чем раньше!
Высоко над нашими головами труба изрыгнула облако черного дыма, палуба отозвалась мелкой дрожью, и броненосец начал медленно набирать скорость, целясь острием своего стального тарана в покореженный борт «Эсмеральды».
Таран вонзился в борт парохода на фут ниже ватерлинии. Сминающийся как бумага металл затрещал, дерево захрустело, а высокие, насквозь проржавевшие трубы переломились как спички и грузно плюхнулись в мутную воду.
Броненосец тряхнуло, и под веселый хохот матросов, умертвия закувыркались по палубе сбитые с ног, в то время как огромная туша «Геркулеса» взбиралась на несчастную «Эсмеральду», словно пытаясь ее изнасиловать.
Я увидел, как с треском отвалились гребные колеса парохода, лопнули его бортовые перегородки, и в жуткой пробоине тут же завертелись пенные водовороты.
Нос броненосца слегка задрался, однако он все равно продолжал двигаться вперед, подминая под себя полузатопленный пароход.
С оглушительным треском «Эсмеральда» разломилась на две части и в считанные мгновения скрылась под водой.
Освободившийся из ее объятий второй пароход, опрокинулся на бок, зачерпывая правым бортом речную воду, и у нас на глазах перевернулся вверх дном.
— Полный назад! — закричал капитан Картер.
Броненосец замедлился, и по его бортам застучали пляшущие на волнах обломки, да огромная треснувшая вывеска с вычурной надписью «Казино».
На следующий день мы миновали место, где в реку Арканзас впадала RМo de los Carneros CimarrСn, как называли ее испанские поселенцы. Она тянулась на тысячу миль на запад, достигая священной Черной горы, что лежит в землях Навахо и Апачей.
С левого борта начинались бескрайние просторы, испокон веков принадлежавшие Сиу, а с правого борта простирались земли Чероки и Осаджей.
Вскоре после полудня из прибрежных зарослей появились длинные раскрашенные каноэ забитые молодыми воинами. Форрест тут же приказал выпалить из пушки и расчехлить «Гатлинги».
Индейцы молча проводили нас взглядами, но подходить ближе не рискнули.
— Это тонкава и понка, — удивился я, рассматривая одежду воинов, и их боевую раскраску. — Интересно, что же свело их здесь вместе!