- Дорога не отмечена на карте, занесена снегом. Машина постоянно рыскала, грозила слететь в кювет. Старик говорил много чего, но большую часть его слов я не запомнил. - Я словно бы ответил лейтенанту, и тоже время-нет.
- Что ж, когда водителю тяжело, ему ни до чего нет дела! - с сарказмом произнес старлей. Он вновь криво усмехнулся, и будто ненароком глянул на мой карман, где лежал блокнот старика. А потом зашагал к выходу, сделав знак рукой, чтобы мы следовали за ним.
Олег сразу двинулся следом. Мы более не могли находиться в больнице, нам следовало оформиться на постой, и после короткого отдыха заняться работой. Я посмотрел в сторону приёмного покоя и подумал, что отсутствие информации, наверное, хороший признак. С объявлением смерти не тянут. Значит, дед жив. Утром следует зайти сюда и справиться о его здоровье.
Олег и лейтенант сошли с крыльца, закурили, затеяли неспешную беседу. Я понял, что они ожидают меня. Отругав себя за медлительность, я резко толкнул дверь и выскочил наружу. На крыльце я едва не сбил с ног невысокую старушку в телогрейке и пуховом платке. Я от чего-то решил, что это местный дворник. Она сыпала соль на ступеньки, зачерпывая ее большой мозолистой ладонью из висящего на поясе пластикового пакета. Я пробормотал извинения, косясь на огромную, свирепого вида собаку, которая стояла рядом со старушкой. Животное угрожающе зарычало, но, едва мне показалось, что укусит, неожиданно вильнуло хвостом и облизало мою руку. Видимо, такое поведение было нехарактерно для собаки: женщина заинтересовалась мною, и, желая лучше рассмотреть, свободной рукой откинула платок со лба.
От ее лица, хоть и морщинистого, но румяного от мороза, повеяло чем-то родным. Накопившаяся усталость и раздражение отступили, на сердце стало легко и радостно, как при встрече с близким человеком, которого у меня никогда не было. Неожиданно для себя, я широко улыбнулся. Глаза женщины вспыхнули внутренним светом ее души, и она, внимательно глядя на меня, чуть слышно прошептала:
- Ты приехал!..
ГЛАВА 25.
Олег заметил, что я замешкался, и раздраженно окликнул меня:
- Скоро ты там?
Они уже пошли по пешеходной дорожке, блестящей в искусственном свете фонарей поселка. Повторно извинившись перед старушкой, я бросился догонять их. Однако через пару шагов оказалось, что ноги ужасно скользят. Причем гораздо сильнее, чем было тогда, когда мы несли старика.
- Старая шизофреничка! - выругался лейтенант по этому поводу, - опять юродствует!
Я вначале не понял, кого служивый имеет в виду. Потом догадался: старушка сыпала соль не для того, чтобы очистить дорожку ото льда. Она желала образовать сверху пленку воды, мешающую при ходьбе. Зачем ей это?
Я вспомнил, что соль издавна используют в деревнях, как средство от нечистой силы. Старушка пытается показать ведущей прием ведьме, что с ее практикой кто-то борется? Я пожалел, что не рассмотрел женщину лучше, и обернулся. Но крыльцо уже опустело. Лишь подъехавший посетитель, вслух ругая коммунальщиков, как это делали мы, пытался войти в медучреждение. Я тяжко вздохнул и подумал, что загадок становится все больше.
- У нас ведь машина есть, почему мы идем пешком? - спросил я.
- Центр поселка временно закрыт для автотранспорта. - Сказал Олег, уже успевший получить ответ на этот вопрос. Друг слабо махнул рукой, чтобы я не мешал ему слушать лейтенанта. Я заметил, что Чибис угостил служивого модным увлечением московских курильщиков - доминиканской сигареллой, и лейтенант значительно подобрел. Он охотно вел рассказ, начало которого я пропустил:
- В Карпово издавна было два основных рода - Чибисов и Жарковых. (Услышав такое, я не поверил своим ушам, но не стал уточнять, просто продолжил слушать дальше.) Они всегда жили в согласии, и занимались общим ремеслом - ведовством. Пока одна из Жарковых, в сорок втором, не вышла замуж за Александра Гросса, высокопоставленного офицера СС.
- Да разве такое возможно? - почти хором произнесли мы, недоверчиво глядя на старлея.
- Вначале я и сам не поверил. Но факт имеет место быть! Это произошло, когда к передовым частям вермахта под Москвой пробивался отряд немцев специального назначения. Военной судьбой отряд занесло в наш район, на проходящую через Карпово дорогу. Советское командование на всякий случай держало в деревне заслон, который пал геройской смертью в том бою. Однако немцев уничтожил не он, а невиданной силы ураган, якобы вызванный колдовством Карповских ведьм. Выжил только командир немецкого отряда, упомянутой мною Гросс. Он успел сразу после боя жениться на местной девушке, и по фамилии жены стал назваться Александром Жарковым. Наверное, поэтому жители Карпово не дали ему замерзнуть. В результате на генеалогическом древе Жарковых образовалась ветвь, находящаяся в конфликте как со своим родом, так с родом Чибисов. В Германии Гросс был членом мистического общества при Гитлере. В России же настолько сменил убеждения, что после лагеря, где ссыльный митрополит рукоположил Александра, стал служить православным батюшкой в нашем райцентре. Молва утверждает, что на литургии сподобился посещения Царицы Небесной. Хотя имел скверный характер и считался мелким склочником. Народ не любил его за то, что он запрещал ходить к знахаркам. Это при нашей-то медицине! Отстраненный от настоятельства по выдуманной неадекватности, скончался батюшка Александр в нищете и безызвестности. Поэтому вспоминают о нем неохотно, и только тогда, когда в этом есть необходимость. Я вам рассказал его историю, чтобы вы поняли, почему та сумасшедшая крутится возле больницы. Она потомок Александра Гросса, и считает своим долгом продолжать его дело. Чего только не вытворяет! Мы пытались привлечь ее за мелкое хулиганство, но у нее справка о невменяемости. Обычно все ее "художества" заканчиваются непродолжительным лечением в стационаре Обнинска, после которого ее отпускают.
ГЛАВА 26.
Лейтенант не без умысла рассказал нам историю местных родов. Он продолжал испытывать нас, что вызывало к нему негативное отношение. Вместо эмоционального контакта, на который служивый, по все видимости, рассчитывал, мы все больше замыкались в себе. Трудно сказать, как мог сложиться дальше наш разговор. Возможно, мы, в конце концов, нагрубили бы лейтенанту за его бестактность. Но в этот момент нашему взгляду предстало нечто такое, что заставило обо всем забыть.