Гитлер торопился. Ему нужна была Москва для реабилитации уже провалившегося «блицкрига» и для спасения своих дивизий, которые с каждым днем битвы таяли от пуль, снарядов и морально разлагались, теряя веру в «полководческий гений» своего фюрера. Кроме того, фашистские заправилы рассчитывали и на то, что им удастся вовлечь в войну против СССР своих колеблющихся союзников — Турцию и Японию.
Генеральный план молниеносного наступления на Москву провалился еще у стен Смоленска. Так же провалилась наступательная операция фашистов под устрашающим названием «Тайфун». Полчища оккупантов, словно волны, наталкивающиеся на каменные берега, разбивались о стойкость советских воинов, защищавших столицу своего рабоче-крестьянского государства.
В эти многотрудные дни недавно созданный 171-й отдельный танковый батальон в заснеженных лесах Подмосковья готовился к решительным схваткам с врагом.
Бойцы, командиры и политработники изучали и с нетерпением ожидали технику — английские танки, которые где-то в северных морях еще везли морские транспорты в Мурманск и Архангельск, пробиваясь сквозь заслоны фашистских подводных лодок и авиации.
Комиссар батальона не терял времени даром. Каждый день битвы был полон героических свершений и трагических утрат. Старший политрук Хохряков рассказывал своим бойцам о беспримерных подвигах воинов 100-й стрелковой дивизии полковника И. Н. Руссианова на смоленском направлении (за эти героические дела соединение было переименовано в 1-ю гвардейскую дивизию); рассказывал о подвигах советских соколов Николая Гастелло, Василия Гречишникова и Виктора Талалихина, о подвиге у разъезда Дубосеково героев-панфиловцев во главе с политруком Василием Клочковым, о его высокопатриотических словах: «Велика Россия, но отступать некуда — позади Москва!» Организовывал комиссар выступления бывалых бойцов с рассказами об опыте сражений.
Сержант из бывшей 1-й танковой дивизии рассказал, как 19 августа под Гатчиной (на подступах к Ленинграду) экипаж советского танка КВ № 864 принял бой с фашистскими танками. Сменяя друг друга у орудия, комроты старший лейтенант Зиновий Григорьевич Колобанов и командир орудия Андрей Михайлович Усов подбили из засады 22 вражеских танка. В этом бою пять экипажей КВ из роты Колобанова за час уничтожили 42 танка гитлеровцев, остановили целую танковую дивизию захватчиков, на месяц парализовали наступление фашистов на данном участке фронта.
Бойцы, да и сам Хохряков, слушали рассказ сержанта, затаив дыхание. Затем тишина взорвалась возгласом:
— Конечно, КВ — силища!
— На английских разве это возможно?! — с сомнением выкрикнул веснушчатый солдат.
— Как ваша фамилия, товарищ красноармеец? — Хохряков повернулся к говорившему.
— Крючков, товарищ комиссар, Владимир Александрович Крючков.
Хохряков с улыбкой прищурил глаза.
— Где-то я видел вас. Случаем, не родственник актеру Николаю Крючкову — бригадиру из кинофильма «Трактористы»? Отменно изображал танкистов!..
— Не-ет, товарищ комиссар, — и себе улыбнулся в ответ боец, — мы сами по себе Крючковы. Трактористы мы настоящие. И на танках уже пришлось повоевать. Намучимся, товарищ комиссар, с этими английскими «валентайнами», «матильдами» да «черчиллями».
Хохряков сам еще не водил в бой английских машин. Плакаты и макеты их деталей и узлов, которые имелись в учебной землянке, не рассеивали сомнений на сей счет.
В своей родной коммуне «Обновленная земля» Хохряков был трактористом и понимал, как крепко отложились в памяти бывших механизаторов (нынешних его бойцов-танкистов) слова знатной трактористки Паши Ангелиной:
«Моей первой машиной был «фордзон». Это очень громоздкий и сложный трактор, с маховиком, катушками, бобинами. По-видимому, Америка сплавила его нам по принципу «на тоби, боже, те, що мени не гожэ». Даже по тому времени машина считалась устарелой…»
Никто из вчерашних трактористов не был уверен, что английские капиталисты лучше американских. К тому же в войсках шла дурная слава о тяжелом танке «черчилль»: его топливные баки защищены очень тонкой броней, бензин требуется лишь авиационный, даже на небольшом подъеме в скользкую погоду он буксует и юзит, ненадежный двигатель…
Комиссар понимал и принимал близко к сердцу сомнения своих соратников. И как представитель партии обо всем, даже о самом трудном, говорил начистоту: