— Да, вряд ли, — ответила Луиза со вздохом. — Как раз перед твоим возвращением звонил его сын, Эндрю. Его отец смотрел передачу и тут же позвонил ему на работу. Эндрю сказал, что отец очень подавлен.
— Позвоню ему завтра, когда немного приду в себя… Мне очень жаль, Луиза. Если бы я не была так идиотски сентиментальна, я никогда не согласилась бы принять у Баррета его картину. — Она печально взглянула на висевшее на стене полотно. — Но, честно говоря, как я могла отказать ему? Он выглядел таким робким и беззащитным, хотя при этом был так одержим своим увлечением.
— И, конечно, это никак не связано с тем, что у него такой невероятно симпатичный сын?
Кейт чуть-чуть улыбнулась:
— Я приняла картину вовсе не для того, чтобы доставить удовольствие Эндрю, хотя должна признать, что нахожу отца и сына Барретов очень симпатичными.
— Да, они очень милые люди. Но Эндрю, во всяком случае, хотя бы умеет рисовать. — Луиза подошла к висевшим неподалеку трем его акварелям.
Эндрю Баррет был первым местным художником, который предложил им свои работы, но Кейт никогда не придавала значения этому факту. Как, впрочем, и самому Эндрю, если на то пошло. Ему было двадцать четыре — двадцать пять лет — он был старше Кейт года на два — довольно симпатичный и всегда невероятно милый и приветливый. Проблема возникла тогда, когда он однажды привел с собой отца, который тоже был невероятно мил — и вот что теперь из этого получилось!
— Кейт, — сказала Луиза умоляющим голосом, — прошу тебя, пожалуйста, забудь обо всем, что сказал этот Роберт Бомон. Нам больше не нужно никакой рекламы.
Да, это единственное, подумала Кейт, идя вслед за тетушкой в ее студию, что она мне может высказать в качестве упрека. Она больше никогда не затронет этой темы и никогда не скажет: «Видишь, я же тебе говорила…», но именно это больше всего и угнетало Кейт. Другой бы полез на стенку от ее глупости. Даже ее собственная мать — Кейт знала совершенно точно — не проявила бы такой терпимости. Мадам Малверн была бы, пожалуй, не на ее стороне. Этот напыщенный снобизм Роберта Бомона был бы ей гораздо ближе.
Кейт с нежностью следила за тем, как тетушка уселась на свое место, взяла маленький кусочек глины, откинув при этом назад свои темные волосы — жест, от которого на ее бровях всегда оставались мелкие крошки глины. Луиза была для нее гораздо большим, чем просто тетя. Когда родители Кейт развелись, и ее мать снова вышла замуж, оставив Кейт с отцом, Луиза была вместе с ней в течение всех ее нелегких для подростка отроческих лет. После смерти своего отца — брата Луизы — они совершенно естественно стали жить одним общим домом.
В свои сорок два года Луиза была еще довольно привлекательна, но, как и в молодости, отличалась некоторой скованностью и стеснительностью. Кейт никогда не могла понять, как могло случиться, что такая добрая и сердечная женщина так никогда и не вышла замуж, но все ее деликатные расспросы наталкивались на вежливое молчание Луизы. Тетушка была одержима идеей посвятить себя своему искусству.
— На этой неделе привезут, наконец, мою печь, — заметила она мимоходом, — и в выходные дни я смогу загрузить ее первой партией изделий. Макс приезжает, чтобы помочь мне установить печь.
— Да? — встрепенулась Кейт, очнувшись от своих раздумий.
Макс Винтер держал на центральной улице Линдейла магазин, где местные художники могли приобрести необходимые для работы материалы. Он также являлся членом Творческой группы изобразительных искусств, объединявшей местных художников, скульпторов и керамистов. Поскольку Луизе приходилось пока пользоваться для обжига и сушки своих изделий печью, принадлежавшей Творческой группе, помощь Макса была просто неоценима.
Он тоже занимался гончарным делом, и некоторые его керамические изделия, вместе с Луизиными, украшали стены галереи. Макс часто наведывался к ним, чтобы привезти из своего магазина необходимые Луизе материалы или поговорить с ней о делах Группы, в члены которой она теперь вступила.
— Макс такой отзывчивый! Он так же великолепно относится к остальным своим клиентам?
— М-м-м — нет, думаю, что нет…
Луиза заметила в глазах Кейт искорки смеха и с улыбкой отвела глаза в сторону, ее щеки чуть окрасились румянцем смущения. Интересно, подумала про себя Кейт и, весьма удовлетворенная, оставив Луизу наедине с ее формами и глазурью, вышла из студии, чтобы снова предаться размышлениям о своей собственной глупости.
Макс появился в доме уже на следующее утро и приветствовал Кейт своей неторопливой улыбкой. Высокий и сухопарый, с красивой бородой, он всегда напоминал ей персонаж со старинных, выполненных сепией рисунков первопроходцев австралийского континента: мужчина сорока шести лет, с очень смуглым лицом, кожа которого была высушена и выдублена солнцем и ветрами, с проседью в темных волосах и бороде. Он был вдовцом, его дети давно выросли и разъехались кто куда. Он расстался с городской жизнью и обосновался в поселке Линдейл, чтобы содержать магазин и предаваться своему любимому делу — гончарному искусству.
— Я привез вам подарок, Кейт. — Макс всегда появлялся с подарками. Каждый раз, приезжая в его лавку за красками и глиной, его клиенты с ферм и небольших хозяйств привозили ему свою продукцию. Поэтому Макс часто появлялся с фруктами, яйцами или даже мешком удобрений. И вот теперь, опустив руку в оттопыренный карман, он вытащил оттуда что-то мохнатое. Съежившись на его огромной ладони, крошечный котенок смотрел вокруг себя огромными и робкими глазами.
— Я нашел его на дороге в нескольких милях отсюда. Должно быть, его бросили.
Крошечное существо слабо мяукнуло. Это было трогательное создание с рыжевато-коричневой шерсткой. Кейт протянула руки к котенку, ее лицо излучало любовь и сострадание к этому жалкому и большеглазому пушистому клубочку. — Спасибо, Макс. Вы нашли этому существу родной дом.
Она унесла котенка в кухню, устроила в ящике мягкую подстилку и согрела немного молока. Пока котенок лакал молоко, она нежно гладила его по шерстке и тут заметила, что у него отсутствует кусочек уха. Да, этот малыш за свою короткую жизнь, видимо, испытал много невзгод. Обнюхав свою подстилку, он полностью удовлетворился своим новым местом и почти мгновенно заснул.
Кейт слушала, как в прилегавшей к кухне студии Луиза и Макс обсуждают телешоу «Дерзкий ответ». Она еще несколько минут наблюдала за свернувшимся калачиком котенком, который мирно спал и его мягкая шерсть поднималась и опускалась в такт его размеренному дыханию.
— …Если бы речь не шла о ком-то персонально! Бомон обрушился на серую посредственность, считая это принципиальным вопросом… — повторил Макс в тот момент, когда Кейт поднялась с колен и направилась через галерею, услышав звук подъехавшей машины.
Она аккуратно поправила какую-то керамическую вазу на полке и обернулась к двери с мягкой улыбкой на лице, готовая поприветствовать потенциального клиента. Но это оказался Роберт Бомон. Руки в карманах. И вообще он держался точно так же, как и вчера в студии.
Кейт почувствовала, как сердце ее бешено заколотилось, и ей стоило огромного труда сдержать себя. Что будет, если она вежливо протянет ему руку и скажет: «Добрый день, мистер Бомон?» Интересно, улыбнется ли он снова, как тогда, при первой их встрече, той же ленивой теплой и обещающей улыбкой? Буквально на одно мгновение ее глаза вспыхнули от удовольствия при одной этой мысли, но потом она вспомнила, что с этим человеком связано еще кое-что и другое. А это другое, напомнила она себе, возможно, с излишним жаром, ей совсем не нравилось.
— Здравствуйте, мисс Боумэн, — произнес он, улыбнувшись, вернее, почти улыбнувшись.
— Что вам здесь нужно? — выпалила Кейт, и, хотя она говорила довольно тихо, ее слова эхом раскатились по деревянным полам.
— Я… — Он на мгновение замешкался, и Кейт совершенно ясно поняла, что он смущен и не совсем уверенно пытается подобрать нужные слова. Как будто это был не Роберт Бомон.