Фойл рассказал ей о "Номаде" и "Ворге", о своей ненависти и своих планах, но не сообщил Джизбелле ни о своём лице, ни о двадцати миллионах в платиновых слитках, ждущих в поясе астероидов.
- Что случилось с "Номадом"? - спросила Джизбелла. - Верно ли то, что говорил тот человек, Дагенхем? Его уничтожил крейсер Внешних Спутников?
- Не знаю, я. Сказано - не помню, ты.
- Очевидно, взрыв вызвал у тебя амнезию. Шок. И от шести месяцев одиночества лучше не стало. Ты не замечал ничего ценного на Номаде?
- Нет.
- И Дагенхем ни о чём не упоминал?
- Нет, - солгал Фойл.
- Значит, у него была иная причина упрятать тебя в Жоффре Мартель. Должно быть что-то ещё, что ему нужно от "Номада"...
- Угу, Джиз.
- Но ты был дураком, когда пытался взорвать "Воргу". Только дикий зверь грызёт захлопнувшийся капкан. Сталь не виновата. Она не думает. Ты не можешь наказать "Воргу".
- Не пойму, о чём ты. "Ворга" прошёл мимо.
- Кару заслужил мозг, Гулли. Тот мозг, который устроил западню. Выясни, кто находился на борту "Ворги". Узнай, кто приказал уйти. И накажи его.
- Да-а. Как?
- Учись думать, Гулли. Голова, сообразившая, как сдвинуть "Номад", как из ничего собрать адскую машинку, должна найти способ. Но никаких бомб! - Думай! Разыщи кого-нибудь из экипажа "Ворги". Он назовёт остальных. Выследи их, узнай, кто отдал приказ и покарай его. На это требуется время, Гулли... время и деньги, много денег, больше, чем у тебя есть.
- Есть целая жизнь, у меня.
Они часами переговаривались по Линии Шёпота. Голоса слышались слабо, звучали как будто у самых ушей. Лишь в определённом месте каждой камеры можно было услышать собеседника. Вот почему они не сразу обнаружили это чудо. Теперь они навёрстывали упущенное время. И Джизбелла учила Фойла.
- Если нам когда-нибудь удастся выбраться из Жоффре Мартель, мы будем вместе, а я не могу довериться безграмотному человеку.
- Кто безграмотный?
- Ты, - решительно заявила Джизбелла. - Мне приходится всё время разговаривать на уличном арго, да.
- Я умею читать и писать.
- И на этом всё... то есть, кроме голой силы - ты нуль.
- Говори толком, ты, - рассвирепел Фойл.
- Я и говорю толком, да. Что проку от самого лучшего резца, если он тупой? Надо заточить твой разум, Гулли. Надо дать тебе образование, парень, и всё.
Он покорился. Он понял: она права. Надо знать гораздо больше, не только для того, чтобы выбраться, но и для поисков "Ворги". Джизбелла была дочерью архитектора, получила блестящее образование. И она вбивала это образование в Фойла с циничным опытом пяти лет тюрьмы. Иногда он бунтовал против тяжёлого труда. Тогда по Линии Шёпота кипели яростные, но тихие споры. Затем, в конце концов, он просил прощения и вновь покорялся. Иногда Джизбелла уставала от наставлений. И они просто разговаривали и мечтали во тьме.
- Мне кажется, мы влюбляемся друг в друга, Гулли.
- Мне тоже так кажется, Джиз.
- Я старая карга, Гулли. Мне сто пять лет. А ты как выглядишь?
- Кошмарно.
- То есть?
- Лицо.
- Это звучит романтично. Один из тех загадочных шрамов, украшающих настоящих мужчин?
- Нет. Ты увидишь, когда встретимся, мы. Неправильно, да, Джиз? Просто: "когда мы встретимся".
- Молодец.
- Мы ведь встретимся однажды, верно, Джиз?
- Скоро, я надеюсь, Гулли. - Далёкий голос Джизбеллы окреп. - А теперь хватит надеяться, пора работать. Надо планировать и готовиться.
За пять лет Джизбелла многое узнала о Жоффре Мартель. Никто никогда не джантировал из подземного госпиталя, но десятилетиями в подземном мире из уст в уста передавались слухи и крупицы истины. По этим сведениям Джизбелла быстро опознала соединяющую их Линию Шёпота. На их основе начала она обсуждать планы спасения.
- Это в наших силах, Гулли, не сомневайся. В системе охраны наверняка есть недостатки.
- Никто их раньше не находил.
- Никто раньше не действовал с партнёром. Мы вместе соберём информацию. И мы выберемся.
Фойл не волочился больше в Санитарию и обратно бесцельно. Во мраке он задавал шёпотом продуманные вопросы. Ощупывал стены. Замечал двери, их фактуру. Считал, слушал, изучал и докладывал. Фойл и Джизбелла вместе выстраивали картину порядков и охраны Жоффре Мартель.
Однажды утром по возвращении из Санитарии его остановили на пороге камеры.
- Иди дальше, Фойл.
- Это Север-111. Я знаю своё место.
- Двигай, говорят.
- Но... - Фойл пришёл в ужас. - Меня переводят?
- К тебе посетитель.
Его довели до конца северного коридора, до пересечения с тремя остальными главными коридорами, образовывавшими огромный крест госпиталя. В центре креста располагались административные помещения и мастерские. Фойла втолкнули в комнату такую же тёмную, как его камера и закрыли сзади дверь. Перед ним маячил слабо мерцающий силуэт, едва уловимый контур, не более чем призрачный намёк, очертания тела и головы самой Смерти. Два бездонных провала на черепе - глазницы или инфракрасные очки.