Юноша с нетерпением ждал, когда же покажутся южные ворота Самарканда.
Его караван шел по зеленой степи, благоухающей весенними цветами. Чем ближе к городу, тем чаще встречались сады и рощи тутовника, который еще не раскрыл своего прохладного зеленого шатра. Все вокруг сверкало весенними красками и пело свою веселую, беззаботную песню. Во всем Якуб видел радость возрождения. И щебет птиц, и блеяние овец, и ржание молоденькой серой кобылки говорили ему, что настал хороший день и таких дней впереди много.
"Чудесно все это! Весело!" - подумал Якуб, любуясь зеленой долиной и выбирая место для отдыха.
- Надо ближе к воде, - предложил один из погонщиков. - Отдохнем, напоим верблюдов и в Самарканд войдем бодрыми, освеженными.
Они остановились, и Якуб вдруг призадумался, заглядевшись на мутные воды канала, пересекшего степь: "Эта вода не отражает солнечных лучей. В ней не играют веселые, резвые зайчики. Она не поет, не журчит - тяжело идет по узкому ложу канала, как идет раб под хлыстом надсмотрщика. Пленница! В ней нет веселья и радости горного потока, освобожденного от ледяных оков. И все же она - источник жизни".
Якуб посмотрел на отару овец, устремившуюся к воде. Овцы жадно пили воду, смешанную с илом, а пастух, отбросив посох, уселся поудобней и, окунув в поток усталые ноги, зажмурился, блаженно щурясь от солнца.
"Поистине источник жизни! - подумал Якуб. - Сидит где-то в Самарканде уважаемый человек - главный мираб - и распределяет воду по каналам. Он заранее знает, какая будет вода - большая или малая, он может предсказать богатый урожай или скудный". Хорошо все это знать! Может быть, и он, Якуб, поймет это через несколько лет. Но без учения не постигнешь таких премудростей. Как печально, что отец не хочет помочь, не соглашается поговорить с ученым. А если поговорит, то можно ли быть уверенным, что ал-Бируни пожелает его принять? Но, если отец не собирается помочь ему в этом деле, почему же он столько времени молчал и не давал никаких поручений, не заставил сидеть в лавке с шелками? Ведь он давно хотел поручить ему эту лавку, еще до поездки в Булгар. Отец молчит. Что он задумал? Сейчас не узнаешь, но что бы он ни задумал, а на сердце уже нет той печали, какая была зимой. Не от весны ли пришла надежда?
Дорога, весенняя и праздничная, шла вдоль вишневых садов и виноградников. Вечерело. Справа протянулась цепь гор, таинственная и красивая. Якуб смотрел на эти горы и старался представить себе селения, что раскинулись за ними, людей, которые там живут. Когда сумерки сгустились, юноша увидел, как солнце ушло за высокую синюю гору, осветив ее чудесным заревом. Сказочная картина представилась Якубу. Казалось, что за синей горой расположено царство неугасимого солнца. "Вот почему так верны своей вере зороастрийцы, - подумал Якуб. - Как им не верить в великую живительную силу солнца, столь прекрасного и всесильного!" Но вскоре все погрузилось во мрак. Исчезла синяя гора, и погасло оранжевое зарево, которое, казалось, будет вечно светить.
- Как жалко, что все это неподвластно человеку! - сказал юноша погонщику.
- Что ты говоришь! Не гневи всемогущего! Разве не аллаху подчиняется все земное и небесное? Плохо тебя учили, если в голову тебе приходят такие мысли.
Погонщик остановил верблюда, сошел на землю, разложил на песке молитвенный коврик и, повернувшись лицом в сторону Мекки, стал читать вечернюю молитву. Ему последовали Якуб и второй погонщик. Юноша честно выполнял все обряды мусульманской веры, но прочитанные им книги заставляли его иногда призадумываться и высказывать мысли, которые были бы осуждены старыми богословами.
В селении Ведар Якуб остановился у знакомого ткача Ибрагима ибн Фарука, который постоянно работал на Мухаммада. У Ибрагима была самая большая в селении ткацкая. Все женщины его дома - жена, три дочери, две племянницы и старуха мать - были ткачихами. Никто в селении Ведар не выделывал так много мягких красивых тканей, как в этой семье. Сам Ибрагим вместе с сыном доставлял к станкам шерсть и хлопок, красил ткани в желтый цвет, сушил их и отвозил на базар или отдавал купцам. Большой заказ Якуба очень обрадовал хозяина. Он просил юношу побыть в Ведаре, чтобы можно было подготовить побольше тканей. Кое-что у него было припасено к весне. В эту пору уходило много караванов, и купцы закупали товары.
Якуб оставил в Ведаре погонщиков, а сам отправился в Самарканд к стеклодуву. Теперь он был совершенно самостоятельным. У него были деньги за поясом, и он мог купить любую вещь. Даже погонщиков нет с ним рядом. Как приятно ходить по шумному богатому городу и сознавать, что все тебе доступно!
"А что бы ты купил, если бы деньги принадлежали тебе, а не твоему отцу?" Якуб сам себе задал этот вопрос, но не сразу смог ответить. Много здесь соблазнов, но к чему это? Вот седло для рослого коня и сбруя посеребренная. Но ведь нет у тебя коня. Вот красивые ковры, доставленные сюда кочевниками... А дома разве мало ковров? Здесь много дорогой шелковой одежды, но это для знатных царедворцев. Очень хорош белый ослик с большими печальными глазами. А чем плох Серый верный помощник Абдуллы? "Кроме засахаренного миндаля, тебе и покупать нечего?.." Якуб посмеялся сам над собой и купил себе лакомство. Теперь можно идти к стеклодуву Али.
Мастер радостно приветствовал Якуба. Да, он отлично помнил шустрого черноглазого мальчугана, сына уважаемого Мухаммада. Но, право же, трудно узнать в этом достойном молодом господине того мальчишку, который разбил голубую вазу для цветов.
- Не помнишь? - смеялся Али. - Но ведь это было давно! Ты был маленький.
Али повел Якуба в крошечное помещение, совсем лишенное воздуха, где было жарче, чем в бане. Но какие красивые вещи стоят на полках! Тут и вазочки для цветов из голубого стекла, крошечные сосуды для лекарств, пузырьки для мазей, масел и благовоний. Одни гладкие, нежных, приятных цветов, другие с барельефами и украшениями. Умелый стеклодув Али с гордостью показывал свою работу. Он хвастал, что сделанные им сосуды для благовоний не раз уже увозили ко двору китайского императора. Заметив недоверие в глазах Якуба, Али стал сыпать клятвами и уверять, что слова его справедливы. К тому же совсем недавно к нему прибыл гонец от самого хорезмшаха и пожелал купить голубые флаконы для благовоний. "Этот гонец, уверял стеклодув, - говорил мне, что в мои флаконы будут налиты благовония, доставленные жене шаха из Египта".
Али бережно упаковывал драгоценные сосуды. Он завертывал их в мягкую вату, а затем осторожно укладывал в ивовую корзинку, устланную сеном.
- В такой упаковке ты можешь доставить это стекло даже в Китай, говорил он Якубу. - Здесь его никак не повредишь.
Возвращаясь в Ведар, Якуб радовался тому, что сумел выполнить поручения отца. Ему казалось, что он сделал это очень уверенно и разумно. Правда, он совсем не стал торговаться с Али и уплатил стеклодуву ровно столько, сколько тот потребовал. Подумав об этом, Якуб вдруг приуныл. Он вспомнил, как благодарил и низко кланялся ему стеклодув, прощаясь с ним. Не потому ли, что дорого взял за свою работу? И как это он, Якуб, мог поступить так легкомысленно - отдал деньги, нисколько не поторговавшись! Так не делает ни один уважающий себя купец. И где это видано, чтобы товар продавали без запроса! Ох, и хитер же этот болтливый Али! Совсем заморочил голову своими хвастливыми рассказами о дворе китайских императоров. Где уж тут торговаться! Голова пошла кругом. А отец, наверно, будет браниться. А может быть, и не будет... Ведь он не знает, какие сейчас цены на стеклянные сосуды. В Бухаре мало стеклянных сосудов. Купцы продают их с большим барышом. К тому же отец приготовил их для каравана, который должен пойти в Китай. Нет, отец не должен сердиться за то, что он сделал это упущение. Если бы он часто занимался этим делом, то сумел бы торговаться до хрипоты. Уходил бы и возвращался, как делают на базаре...