Ранним утром следующего дня Якуб был снова на улицах Гурганджа. Повсюду он видел людей в трауре, в слезах. В домах царедворцев, среди воинов и ремесленников - повсюду оплакивали погибших и призывали проклятия на голову правителя Газны.
Якуб медленно и нерешительно подходил к знакомому дому, боясь увидеть пожарище и разрушения. О счастье, дом цел! Якуб вошел в калитку. Сад был прежним, и розы у бассейна... Но не видно ни Рейхан, ни слуг ал-Хасана, которых Якуб хорошо знал в лицо. А когда он подошел к дому, к нему вышел толстый лысый тюрк. Он спросил Якуба, что ему нужно, и, услышав имя ал-Хасана, брезгливо поморщился.
- Я ничего не знаю об этом человеке, - сказал он. - Многие о нем спрашивают.
"Что же случилось с семьей ал-Хасана? Может быть, все погибли в эти страшные дни? А может быть, они покинули Гургандж, как это сделали иные непокорные, не желающие попасть под власть газневидского султана?"
Проходя мимо бассейна, Якуб мысленно простился с благоуханным садом и с удивительной девушкой Рейхан, таинственной и загадочной, не пожелавшей выдать свои нежные чувства великому Абу-Райхану. Где она?
Якуб метался по улицам печальной столицы и не знал, где же можно спросить о семье ал-Хасана. Вот сейчас, когда никого уже здесь не было, он понял, что был очень привязан к этой семье. Он не покинет столицу, пока не разыщет Хусейна и не спросит его о судьбе ал-Хасана. И как он мог так беспечно отнестись ко всему происшедшему? Как он мог думать, что снова застанет в саду красавицу Рейхан! До поздней ночи Якуб тщетно искал Хусейна. Он долго стоял у дивана переписки, потом пошел на базар. Но там не было продавца книг и не было Хусейна. Он прошелся по улицам, заглянул в полуразграбленные лавчонки - все тщетно.
Мысли о случившемся тревожили Якуба всю ночь. Он решил, что, прежде чем отправиться в Газну, должен послать отцу письмо и просить его прислать к нему в Гургандж Абдуллу с несколькими верблюдами и товарами, которые можно сбыть в Газне. Если отец согласится, то он, Якуб, прибудет в Газну, как и всякий другой купец, а это будет куда вернее!
"Ты был прав, отец, - писал Якуб Мухаммаду. - Великие несчастья обрушились на Хорезм. Кто бы мог подумать, что к моему возвращению уже не станет великого покровителя наук Мамуна, а мой благородный устод Абу-Райхан окажется во власти жестокого тирана в Газне! Я стал свидетелем чудовищного злодейства. Я видел сожженные дворцы и стертые с лица земли селения ремесленников. Но люди говорят, что султан не убил ремесленников, а угнал их в свою столицу. Там они будут работать на пышный двор завоевателя и довольствоваться долей рабов. От моего друга Хусейна я узнал горькую истину о гибели правителя и его приближенных. И снова я понял, отец, что роскошь и богатство не вечны, власть преходяща и обманчива и если есть сокровища, то это знания, которые нужны живущим на земле. Я хочу найти Абу-Райхана. Помоги мне, отец! Это в твоей власти. Пусть наш верный Абдулла прибудет в Гургандж с небольшим караваном. Пошли для Газны бухарские ткани, вышивки, немного кож и стекла. Поверь, отец, я старательно продам все это в Газне и верну тебе деньги. Но при этом я в безопасности прибуду в столицу Махмуда и разыщу там своего благородного устода".
Якубу удалось найти купца, который шел с караваном в Бухару. Он просил передать Мухаммаду письмо и с нетерпением ждал ответа. Прошло много тягостных дней, прежде чем Якуб увидел у порога своей каморки запыленного, обожженного солнцем Абдуллу. С ним было несколько верблюдов с поклажей. Благословенный час! Теперь можно было собираться в путь. Но хотелось все же увидеть Хусейна. Все эти дни, пока Якуб дожидался Абдуллу, ему так и не удалось найти своего друга. Это его тревожило. Дурные мысли приходили в голову. На этот раз Якуб снова заглянул на базар и был очень рад, когда увидел знакомого книготорговца. Но тот ничего не смог сказать о Хусейне. Молодой человек давно уже его не посещал.
- А ты спроси у кого-либо в диване переписки, - посоветовал книготорговец.
Якуб прошел в диван переписки и спросил о Хусейне у первого же встречного, кто вышел из дверей дивана.
- А зачем тебе нужен Хусейн? Он брошен в яму. Он провинился.
- Когда это случилось? За что могли бросить в яму Хусейна? Этого не может быть! Ты что-то перепутал.
- Ступай! От того, что ты не веришь, ничего не изменится. - Служитель дивана повернулся и пошел к себе.
Якуб догнал его и стал умолять рассказать ему правду, что послужило причиной гибели Хусейна.
- Он был умен и образован. Он был нужным человеком в диване переписки, - сказал Якуб.
- Все это так, - ответил служитель дивана, - но он был чрезмерно болтлив и самонадеян. Он позволил себе высказать слова уважения погибшему хорезмшаху Мамуну. - Служитель дивана переписки, понизив голос, продолжал: - При чиновнике дивана, имеющем длинные уши и злобный нрав, Хусейн говорил о достоинствах убитого хорезмшаха, о его образованности и щедрости... Я не стану повторять то, что он говорил, позабыв осторожность. Одно только скажу: чиновник дивана, страдающий безмерной завистью к молодому удачливому Хусейну, решил, что выгадает, если донесет Алтунташу. И он выгадал. Он донес, Хусейн исчез, а его место было предложено доносчику. Алтунташ жесток и мстителен. Он будет корчевать все, что связано с именем Мамуна, и потому мы не могли вступиться за Хусейна. Я не знаю тебя, но в глазах твоих печаль и скорбь, и это послужило причиной моего правдивого слова. Иначе я бы не стал говорить - ведь со мной может случиться то же, что и с твоим другом... Только не вздумай идти к яме. Ты не поможешь, а себе причинишь вред, - посоветовал на прощание чиновник дивана.
Якуб молча кивнул и, глотая слезы, удалился. Все услышанное показалось ему страшным сном. Перед глазами его стоял веселый и всегда приветливый Хусейн. Ему казалось, что он слышит его голос, и не верилось, что этот стройный, красивый юноша с золотым поясом, отличавшим его среди других молодых людей, не столь богатых, быть может, уже погиб или сидит в глубокой вонючей яме на костях умерших. Нет, он не успокоится, пока не побывает у ямы смертников и не сделает что-либо для бедного Хусейна. Только надо это сделать разумно. Хорошо, что здесь Абдулла! Он поможет.
Возвращаясь домой, Якуб все думал о судьбе Хусейна, о судьбе ал-Хасана и Рейхан, о погибшем философе Масихи, душа которого отлетела в райские кущи во время бегства из Хорезма, когда он, обессиленный, тяжело больной, остался лежать на раскаленном песке, а великий ибн Сина, сумевший спасти тысячи жизней, не смог вернуть дыхание своему благородному другу и стал свидетелем его кончины. Ужас и смятение охватили Якуба при мысли о том, как много хороших людей погибло вместе с Мамуном. И все из-за этой хутбы? Конечно, дело не в хутбе! Такова воля жестокого и коварного правителя Газны, таково желание султана Махмуда. Может быть, он это сделал оттого, что к нему не пожелали поехать знаменитые ученые? Кто скажет истину?
- Абдулла, Хусейн погиб! - крикнул Якуб, войдя в свою каморку. - Но, может быть, он еще жив, мы должны ему помочь!
- О чем ты говоришь, Якуб? Я не знаю Хусейна. Кто он?
И Якуб рассказал Абдулле о молодом человеке, об их знакомстве и недолгой дружбе. Он рассказал о самом страшном, что узнал у служителя дивана переписки. Нахмурившись, опустив голову, Абдулла долго молчал.
- Одно скажу тебе, сынок: тебе нельзя пойти к яме смертников в своей одежде, имея вид богатого и независимого человека. Ты обратишь на себя внимание, и... я не стану рассказывать тебе о том, что может получиться от такой неосторожности. Однако мы не должны покинуть Хорезм, не попытавшись сделать что-либо для твоего бедного друга. Знаешь, Якуб, мне пришло в голову... Для доброго дела не постыдись... Если хочешь, я дам тебе рваную, запыленную одежду пустыни, в которой я вожу караваны. Надень все это, оберни голову грязной чалмой, возьми посох пастуха и суму странника, а я сделаю то же самое...