"О господин! - воскликнул несчастный. - Это покрывало никогда не было разорвано".
"Дурак! - говорю. - Не бойся. Я разрезал. Мне хотелось узнать, есть ли у нас такой искусный штопальщик".
И он привел мне штопальщика - старика, дрожащего от страха. Он ждал кары и сам не знал, за что. У старика я узнал, что искуснее его никто не делает таких штопок и что ему был доставлен зеленый кошель, который он сумел заделать. Тут были вызваны судья и обманутый купец. Ну вот, говорю судье:
"Я дал тебе судейство, вручил тебе имущество и кровь мусульман, считая тебя человеком старым и ученым. А ведь в моей стране имеется две тысячи людей более ученых, чем ты, и они пропадают в безвестности. Допустимо ли, чтобы ты совершал вероломство, нарушал оказанное доверие, захватывал достояние мусульман?"
Когда я вытащил кошель, судья так задрожал от страха, что не мог вымолвить и слова.
"Возьмите, - говорю, - этого пса и смотрите за ним, пусть он сей час же отдаст деньги этому человеку, а не то отрублю ему голову".
Полумертвого судью увели, поместили в караульню и потребовали денег. Судья велел позвать своего управляющего и отдать две тысячи динаров купцу. На другой день, когда я снова разбирал жалобы, я при всем народе рассказал о вероломстве судьи и приказал повесить его вверх ногами на зубце дворцовой стены. Но тут вельможи вступились, и судья, откупившись пятьюдесятью тысячами динаров, сохранил себе жизнь. С должности он был смещен.
- Владыка! - воскликнул вазир, польщенный доверием султана. - Разве человек, которому ты вернул кошель с золотыми динарами, не будет способствовать твоей славе?
- Рабы аллаха, мы должны всегда помнить о справедливости. Судья должен был бы кровью заплатить за свое стяжательство. Мы оставили ему жизнь лишь потому, что Газне нужно много динаров для процветания и расширения ее пределов. Как говорит мудрец: "Пепел падает на голову того, кто его бросает вверх. Так сделал судья, которому я доверял. Однако мы должны бороться с воровством и стяжательством, а в этом нам поможет только чистота веры. - Махмуд нахмурился, и вазир увидел, как щелки хитрых глаз загорелись злыми огнями. - Всякая ересь так же противна аллаху, как неверные. Я должен знать, что вокруг нашей прекрасной Газны и далеко за ее пределами больше нет карматов. Все ли сделано, что обещал самаркандский хан?
Вазир, отлично знающий, как быстро меняется настроение Махмуда и как расположение владыки мгновенно переходит в гнев и ярость, вскочил и, низко склонившись перед Махмудом, сообщил последние вести: войско, посланное правителем Самарканда, очистило земли от карматов и всякой ереси. Многие преданы мечу, а иные изгнаны из своих селений и волею аллаха будут воздвигать мечети до скончания своих дней.
* * *
Якуб был далеко от дворца султана Махмуда, но он своими глазами видел, что сказанное вазиром истина. Многие землепашцы и ремесленники были преданы мечу, но еще больше невинных людей, обвиненных в принадлежности к секте карматов, были угнаны в города на тяжкие работы. Однако куда же девалась семья Ибрагима? Возможно ли, что... Нет, нет, их не могли убить. Ведь Ибрагим не был карматом, он только помог как-то несчастным в беде и был оклеветан. И сколько же лет он будет расплачиваться за свое благородство?
Много дней провели они в горах, Якуб и старый Абдулла. Они шли из селения в селение и расспрашивали добрых людей о семье Ибрагима.
Якуб в отчаянии укорял себя в том, что не увез Гюльсору в тот день, когда они простились под цветущей яблоней. Абдулла сожалел о другом. Он почему-то никогда не поинтересовался спросить у Ибрагима, где живут его замужние дочери. Он не знал о них ничего, так же как не знал и о судьбе племянниц, которые были искусными ткачихами. В те дни в Ведаре, когда все еще было мирно и хорошо, племянницы любили петь веселые песни, а по вечерам нередко устраивали пляски. Абдулла много раз видел их во время своих приездов. Вот теперь они помогли бы, но где они?
Как-то холодной осенней ночью, после проливных дождей, когда Якуб и Абдулла, продрогшие и голодные, стали раскладывать костер, старику стало как-то особенно жалко молодого хозяина. Он искренне желал ему счастья и был удручен тем, что это счастье ускользало от хорошего человека. Ведь старый Абдулла давно уже мечтал о том радостном дне, когда Якуб увидит красавицу Гюльсору и возьмет ее в жены. Старик был убежден, что иначе и быть не может. Он хотел, чтобы сирота, узнавшая так много горя и страданий, увидела наконец светлые дни. А Якуб - он должен быть вознагражден за свой благородный поступок. Кто бы спас этих сирот от рабства? Ему вспоминались те дни в Багдаде, когда все мысли, все желания Якуба сводились лишь к тому, чтобы спасти безвестную женщину из кочевого пастушеского племени, сохранить ей жизнь и вернуть в родные края. Он вспомнил лекарей, которых Якуб приводил в караван-сарай, вспомнил и то, с какой щедростью молодой человек расплачивался за целебные травы и за добрый совет врачевателя.
- Согрейся у огня, поешь и не теряй надежды, - говорил старик Якубу. - Завтра будет хороший день. Ветер разогнал тучи. И наши тучи развеются. Видишь - в небе показались звезды. Я бы на твоем месте вернулся в город и заказал хороший гороскоп. Не говори мне, Якуб, что звездочеты врали. От них большая польза. Вот сейчас, глядя на звезды, можно было бы узнать, что ждет тебя. А ты не веришь. Я помню, как ты поссорился с нашим старым цирюльником. Да пошлет ему аллах здоровье и благополучие! Он всегда умел предсказывать нам добрый путь с караваном.
Якуб молча слушал старика. Ему было очень горько, и сейчас он бы не отказался от гороскопа. Пусть Абу-Райхан не верит, но, когда владыка просит его составить гороскоп, он и сам это делает. В трудную минуту гороскоп нужен, даже если по науке это и не так. Хотелось бы узнать, найдет ли он Гюльсору. С тех пор как злые силы разлучили их, она стала ему еще дороже. И почему это правитель Самарканда угоняет из своих селений карматов? Почему он угождает султану Махмуду? Из страха? Или подобострастия? Одно ясно: султан Махмуд виновник несчастий. Все зло идет от жестокого и коварного повелителя! Это он потребовал разорить мирные селения, и, угождая ему, владетели соседних земель проливают кровь. Они так же безжалостны, как их великий сосед. У султана одна мысль: угодить аллаху, попасть в рай. Но разве может попасть в рай кровопийца, проливший реки крови?
Якуб смотрел в светлеющее небо, где гасли звезды, и ему казалось, что он видит дорогу, ведущую в рай. Она простерлась над адом. И по этой дороге, шириной с лезвие ножа, медленно, с трудом передвигается узкоглазый желтолицый султан. Ноги у него дрожат. Он озирается то вправо, то влево, но боится глянуть вниз, где разверзлась бездна ада. Там вопят грешники, которым уготованы вечные муки.
- Такую же бездну он разверз вокруг себя на земле... Но сам угодит в нее в свой смертный час!
Якуб сказал это громко, но Абдулла не слышал его. Греясь у костра, старик думал о своем молодом хозяине, которого любил, как сына. Абдулла всячески внушал себе, что все обойдется и Якуб встретит Гюльсору. Сейчас старика тревожило другое: он думал о судьбе Якуба. Прежде он радовался за него и верил, что юноша достигнет вершины желаемого - станет ученым. Потом ему казалось, что Якуб уже всего достиг и уже может затмить многих мудрецов и шейхов Бухары. И в душе он гордился им так же, как гордился сыном Мухаммад. Он видел, как Якуб упрям и настойчив. Как отказывал себе во многих радостях жизни, не позволял себе веселья. И вот теперь все, что он обрел, он будет отдавать султану Махмуду. Разве это справедливо? Разве не владыка Газны превратил в пожарища селения бедных людей, которых кто-то назвал карматами? Из страха перед ним то же самое стали делать повсюду на землях Бухары, Самарканда и Нишапура. Вот вернется Якуб ко двору султана и станет вместе со своим устодом трудиться во славу правителя Газны. Разве это дело? Якуб молод, не понимает этого. Кто может видеть правду лучше старого человека?.. Старик решился все сказать Якубу.