Но это все знакомо. Старый знакомый…
Может, к нему и следовало обратиться, к этому? Но кто он здесь, почему надо обращаться к нему? Он, конечно, узнал меня, он не мог не узнать. Только к нему я, нет, не обращусь ни за что, на этот счет пусть он будет спокоен. Она больше не подняла глаз от талончиков, предоставив мне свободу действий, и он все так же стоял, скрестив на груди руки. Глаза его видели что-то вдали, над моей головой: вероятно, то, чего не дано было видеть мне.
В павильоне, откуда пассажиры выходят на летное поле, мне было сказано, что поезд-электрокар с цепочкой вагонов — ушел. Указано было и на стоящий невдалеке небольшой против других самолет «АН-24», какие летают на нашей, местной линии.
Поле аэродрома было совершенно сухим, на него, как видно, не упало ни единой капли.
Несмотря на неубранный трап у моего самолета, посадка, по-видимому, благополучно закончилась. Бортпроводница издали наблюдала за одинокой фигурой мужчины с авоськой в руках, видела, как он с широкого шага то и дело переходит на бег, и улыбалась. Это было мне добрым знаком. Улыбающийся человек — это хорошо.
Протянула руку к моим бумагам.
— Девушка, я, как видите, опоздал.
— Ждем. Вас одного, — уточнила она с той же хорошей улыбкой.
— Да, но у меня нет талона регистрации…
— Вы, что же, порядков не знаете… — полюбопытствовала бортпроводница, оценивая меня удивленными, улыбающимися глазами. В какой-то миг, именно в одно мгновенье ока и как-то неброско, исподволь, она сумела оглядеть меня с ног до головы.
В этот момент подумалось мне, что именно по глазам, только по глазам, а не по каким другим достоинствам, принимают девчат в стюардессы.
— Пойдете регистрировать или будем так стоять? Десять минут хватит?
Я мотнул головой: хватит. Десять минут — это же… целые десять!
К моему удивлению, за моей стойкой уж не было никого. Испарилась барышня. Ну, не досада ли? Я переходил от стойки к стойке — спрашивал: не видели ли где мою драгоценную барышню? Можно смотреть и не смотреть на часы — трех минут как не было. Еще, прикидывай, пара минут на обратный путь. Нет, надо к администратору.
Проход между соседними стойками вел в темный, квадратный коридорчик. Слева коридор прочерчивала полоса света, падающего, должно быть, из служебной комнаты.
Ну, конечно, я должен осмотреть служебные комнаты!
Прошел в этот коридорчик с полосой света из неплотно прикрытой двери.
— Посторонним вход воспрещен! — задала задачку одна из аэрофлотских красавиц, заполнивших комнату, куда я вошел.
— Я постучал — вы сказали: да, — не так ли?..
И тут я увидел ее!
Она, пожалуй, мало изменилась со времени нашей последней встречи. И она, конечно, узнала меня. Иначе не вспыхнул бы в ее глазах ясный огонек улыбки.
Попробуй удивить человека новым лицом. Попадись хоть разлюбезный знакомый — скажешь: здравствуй, — пожмешь руку и только. А тут — обалдел.
Потому что она — вот она, рядом. Оттуда явилась, из юности прямо… Удивлена тоже. Какое-то время смотрел я на нее только. И они молчали. Осмысливали, что за птица перед ними залетная.
— Так какие у вас дела? — спросила одна из девушек.
— Зарегистрировать билет до Нефтеречинска.
— Но регистрация окончена.
— Но есть место, в моем распоряжении… четыре минуты.
Я показался им, ясно, расстроенным, и, может быть, так оно было на самом деле.
— Полина регистрирует, куда вечно провалится! — построжела та, что явилась из юности.
— К сожалению, мы ничем не сможем помочь.
Я невнимательно слушал девушку, сказавшую это, я видел стоявшую рядом.
Тем не менее трезво пытался оценить обстановку, что давалось немалым трудом, прикидывал в голове секунды, минуты.
— А нет ли другого какого варианта, девушки?
И в настороженной тишине мне почудилось, что недалек от истины, что да, существует еще какой-то вариант, возможно, известный только им одним.
Я расслышал, краем своего неуспокоенного сознанья осмыслил глубокую, с двумя-тремя вздохами даже, сочувственную тишину в комнате.
— Если бы только знали вы, что я везу в Нефтеречинск!
Зачем я это сказал, сам не знаю. Убей — не знаю. Ну, какая разница, что везу и зачем везу? При этом мне еще надо было картинно потрясти злополучной своей авоськой!
— А что, что везете? — послышались возгласы. Не без смешков, ясное дело.
— Что везете? — отдельно спросила та, которую я постоянно держал в поле своего бокового зрения. Озорнинки в ее глазах ожили.