Встретился с представителем профтехобразования, с человеком солидным и эрудированным, специально прибывшим в Нефтеречинск, — и вдруг не сошелся с ним, в принципе не сошелся. По всем статьям. Высокого этого представителя назвал чинушей, едва за двери не выставил, в точности, правда, не известно за что. И доложил еще по инстанции: бюрократ сидит у вас под носом — примите меры.
Да, надо решать эту государственную задачу. Нельзя не решать. Потому что предприятиям нужны кадры не с улицы и не со школьной в буквальном смысле скамьи. Ребята из технических училищ — вот кто нужен.
А нерешительность в действиях руководителей предприятий — как бы чего не вышло — приводит к тому, что училища строят медленно, приспосабливают для них отжившие свой век здания.
«Никаких уступок ему, выскочке, — раздосадованный Иволгин наставлял в тон начальнику. — Сейчас не война, чтобы учащихся поселять в бараки!» «Ему кадры нужны, а кому нынче не нужны? — спрашивал Гулякин. — А здание кто, товарищ Пушкин выстроит? Привыкли брать с пылу, с жару. Никаких ему уступок, гляди! У тебя, если что, нахальства хватит», — чем мог, польстил шеф мой. И в груди моей холодок поселился от нарисованной перспективы. Не страх, нет, старая спортивная слабость: задолго до ответственных соревнований холодок забирается внутрь. Вдруг что не так? Но я отбрасывал всякие «вдруг», поскольку должен был выполнить поручение, сложность которого мне объяснена была заранее и, как растолковано, не без помощи нахальства. Не мог я задерживаться в дороге по какой бы ни было причине. Ничто не должно было отменить моего появления перед Балтиным именно сегодня, именно в семь утра, когда он на месте. Извиняющие причины все исключались, как исключаются всякие «вдруг» при подготовке к ответственным соревнованиям.
Трест расположен в одном из двухэтажных домиков, на междугородном шоссе, в двадцати минутах хода и, понятно, идти туда, для гарантии, надо пешком. Меня встретила тишина в коридоре. Ни стрекота пишущих машинок, ни скрипа дверей. Рано. Подремывающий за столиком вахтер оживился при моем появлении.
— Скоро они все соберутся. Через минуту-другую, гляди, пойдут, а теперь нету еще никого, — охотно разговорился с моего вопроса. — А тебе к кому надо? Нездешный ты, вроде.
Я подумал, нехудо бы к кадровику заглянуть предварительно. Мнением начальства, говорят, пропитан сам воздух учреждения.
— Вообще-то к Балтину, но пока суд да дело, можно к кадровику заглянуть.
— Не пришел еще Мансур-то Давлетович. Вот, погоди-ка, один по одному и пойдут они, к восьми соберутся… Дак а че же, к самому-то ты опасаешься, что ли? Поди не выгонит, если по делу. Разве только что без дела, дак тогда, пожалуй, может: горячий мужик-то.
— Что же, выходит, он теперь у себя? Управляющий?..
— Дак сидит, бумаги подписывает, как не у себя? И не бойся ты его, заходи, если по какому делу…
Я поблагодарил деда за обстоятельную информацию и, миновав пустующую пока приемную, постучался в обитую дерматином дверь с табличкой: «Управляющий т. Балтин С. П.».
Балтин что-то быстро писал. Кивнул на мое приветствие и, мельком взглянув, головой же указал, чтобы я садился и ждал, когда он закончит писать. Русый чуб его свесился над листом бумаги и, в такт письму, мелко подрагивал. Да, мужчина он примерно моих лет и, я бы сказал, моего же веса… В плечах широк, ростом повыше будет. Да и силой, как видно, бог не обидел, возможно, гирями дома балуется.
— Чем могу быть полезен? — отодвинул он в сторону свои бумаги.
Я объяснил, что приехал из областного центра, что хотел бы тоже, в свою очередь, быть полезным и что прибыл, можно сказать, как покупатель, по объявлению.
— А-а, рад, рад познакомиться, — оживился он, подымаясь и протягивая навстречу мне широкую, крепкую ладонь, — Сергей Петрович Балтин.
Я назвал себя. Сказал: рад тоже.
Оказанный мне радушный прием, радушие именно первых минут встречи, открытое, симпатичное лицо Балтина, простота обращения, вся его демократичная внешность — это не могло не настраивать на доверительный, на обстоятельный разговор. Но я с самых первых минут начал испытывать беспокойство и внутреннюю какую-то неудовлетворенность: придется омрачить преждевременную радость этого дельного человека.
Поглядели друг другу в глаза. Веки его дрогнули, когда я назвал свое имя.