— На обратном пути вы, конечно, в горком… Там и увидимся.
Машина остановилась у треста.
— Так не прощаемся?
— Ну, нет.
На всякий случай все же пожали руки. Обговорив с Мансуром Давлетовичем план дальнейших действий, я направился к себе, в гостиницу.
IX
В приоткрытые двери гостиной видна была ореховая ножка рояля. Мягкий, зеленовато-голубой свет люстры равномерно заполнял всю комнату с настольной лампой, с телефонным аппаратом на рабочем столе, с искусно сделанными книжными полками, имеющими солидный запас свободного места, с обрамлением занавеси у балконной двери, в стекло которой то и дело ударяли крупные капли дождя.
Я прильнул было к полке с книгами. Поинтересовался конструкцией полок. И, спросив разрешения, присел к телефону. Без этого мы не можем. Червь нас сгложет, если мы куда-нибудь не позвоним.
Рифкат Билалович был рад тому, что открывается новое училище. Поинтересовался, когда ему ждать меня в гости.
— Рифкат Билалович, дорогой, билет заказан на утро, на первый рейс.
— Что из того, что на утро, на первый рейс? — возмутилась телефонная трубка.
Я объяснил, что говорю из квартиры Балтина и что вряд ли скоро уйду отсюда. Чтобы не ждал человек.
И положил трубку. И передал привет от своего товарища. Дети Балтина — первоклассник Вовик и трехлетняя Настенька, — вволю нависевшись на отцовских плечах и познакомившись со мной для порядка, отправились в свою, детскую комнатку. Пользуясь подходящим и не вполне подходящим случаем, выглядывали оттуда, делали смешные рожицы, секретничали хорошо различимым шепотом и заливались озорным смехом. Косой дождь начинал барабанить в балконные двери, серебристым потоком омывал их верхнюю, стеклянную часть, и от тепла и уюта пробегали у меня по коже мурашки.
Я слушал порывами налетающий дождь, переменной силы негромкий шелест его по стеклу. Следил за рассказом Балтина, за интонацией будто давно знакомого мне голоса. Ощущенье домашнего уюта усиливалось и усиливалось от близости замечательных людей: свет люстры казался легким и ненавязчивым, комнатное тепло пронизывало всего, до нутра, оставляя, впрочем, на коже легкий озноб.
Симпатичная хозяйка, Елена Викторовна то и дело убегала на кухню, возвращаясь, усаживалась напротив, улыбалась загадочно.
— Все разговариваешь? Соловья баснями… Давай-ка угощай, Сережа.
Балтин на мгновение сбился с ритма, поискал на столе глазами.
— Давай, Юра: какие наши годы!
Коньяк в рюмках искрился. Я глядел на загорелое, обдутое ветрами лицо хозяина. Говорил он больше о стройгруппе, где был бессменным бригадиром. Да. Потому что его научили в свое время работать.
— Вот вы осмотрели мой шкаф с книгами. Не только книги заинтересовали, вижу. Идея этого разборного шкафа пришла мне в голову вскоре после окончания института. Ну и, сказано — сделано. Этими вот руками.
Он встал, подвел меня к балконной двери, в стекло которой ударял мокрый ветер. Указал на виднеющийся в лоджии угол верстака. Радость и гордость пронизывали все обличье Балтина. Я невольно поддался его настроению, сказал, что и у меня имеется подобный уголок. Тиски, набор инструмента. У нас, у слесарей, правда, не тот инструмент. Впрочем, мой отец тоже столярничал…
— Мой — нет. Мой был учителем. Для меня определил программу: десять классов — и никаких гвоздей. Потом, правду, я сам себе выбирал дорогу. Не стало отца…
Сергей Петрович смотрел на плачущее стекло балконной двери.
Зачем так рано уходят отцы? В какое, братцы, мы живем время, почему отец — это лишь одно воспоминание детства, не больше? Почему?
— В строительное училище, которое нам позволено наконец открыть у себя дома, ну, в нашем городе, я вложу душу. Будь моя воля, я бы пацанам настроил дворцы. Тем, кто учится работать, кто выбрал профессию рабочего.
— Да уж ты бы… — проворковала, показавшись на один миг, Елена Викторовна.
Любопытно было слушать запоздалые заверения Балтина: в решении вопроса они уже не имели никакого значения. Приятно было и доброе слово о моей системе. Может, в порядке гостеприимства он говорил одни приятные вещи? Человек вроде нецеремонный, к чему ему такие мелочи?
— Как думаете, Юрий Иванович, — подступил он вдруг с неожиданным вопросом, — что общего, существенно общего между Михаилом Ломоносовым и… скажем, великим современником нашим, ракетостроителем Сергеем Королевым?
— Оба они, ну, патриоты… А что еще? Из трудящихся оба…
— Из трудящихся?.. Да, нет, происхождение не причем. Во всяком случае, не происхождение само по себе определяет суть человека, думаю, вы с этим согласны. Вот скорее всего, оба они были, сами-то, трудящиеся люди в прямом, рабоче-крестьянском смысле. Можно не делать никаких поправок на время: имеет ли оно решающее значение? Умели работать, мастерили. Практика, опыты, тысячи опытов за свою жизнь! Без толковых рук какие могут быть опыты? Ждать, когда кто-то тебе приготовит, да и приготовит ли, как надо? А еще интуиция, рожденная практикой… Это у них тоже общее… Кстати, Королев окончил Одесское фабрично-заводское училище.