— А потому, Марина… потому что он злой человек, Марина.
Разомкнул-таки будто судорогой сведенные челюсти.
Она онемела. Остановилась. Округлила на меня изумленные глаза…
Сколько бы я ни оборачивался назад, она все смотрела, смотрела.
Да, это было здесь, в городе, к которому теперь подъезжаем. Стадиона «Динамо» отсюда не видно, но он там, невдалеке от памятника Салавату.
В городе было все как обычно. Никаких существенных перемен. Я сошел с автобуса, смешался с толпой бегущих, несущихся, спешащих куда-то людей. В голове моей понемногу складывался план действий. Обычный план обычных действий. Первым делом — стереть с лица и дорожную грусть и дорожную беззаботность. С ними все кончено. Начинаются дни золотые.
XIII
Вестибюль как всегда, встречает приветливо. Тепловоз, нарисованный на встречной стене, будто вычищен к празднику. Спешит преодолеть зеленую улицу из огней светофоров, которые и горят-то на утреннем солнце будто по-настоящему, натуральным огнем.
— Здравствуйте, дядя Саша, — поприветствовал я вахтера, Салимьяна Нурлыгаяновича.
Все зовут его дядей Сашей, не я один. Не определив сходу моего дорожного облика, он доложил, что семнадцатая группа провела дежурство не на высоте, что порядок и чистота при ней оставляет желать лучшего, а теперь вот, как видите, все блестит, это уж другая, девятнадцатая группа, во главе с мастером…
Секретарь приемной поднялась навстречу, чтобы подать руку. Уважаемая Анна Григорьевна. Я спросил полотенце: умыться с дороги. Она, конечно, не упустила возможности отчитать как мальчишку. Спешат к службе, как будто здесь все сгорело без них. Мимо дома — и прямо сюда… Навоображали о своей персоне черт знает что: торчат на работе денно и нощно.
Дорогая Анна Григорьевна, или вам не известно, что и директора иногда работают? Что и за ними, как за другими, водятся нерешенные вопросы и что некоторые из них никак невозможно не решать в первую голову? Особенно если ты торопишься в отпуск…
В туалетной комнате встретился мне Луанда Фигуэро. Единственное место, где моих иностранцев можно встретить поодиночке. Обычно они ходят вдвоем.
— Вас не было, Юрий Иванович! Вы где были, Юрий Иванович?
— В командировку ездил, Луанда.
— Командировка — это что, деревня или город?
— Город. Называется Нефтеречинск. Хороший город, слышал?
Он помотал головой, такого хорошего города он не слышал. В нашей стране много хороших городов, разве их все может узнать Луанда?
— Там будет открыто училище. Такое вот, как наше. Большое.
Черные с синеватым отливом глаза показали, что Луанда все понял. Но он все же захотел уточнить и некоторые обстоятельства. То есть одно слово заинтересовало Луанду: командировка. Как мог, объяснил я ему это слово, означающее поездку с команды начальства. Он раскрыл записную книжечку, записал.
— Желудок не болит, Луанда?
— Не болит. Молоко дают, сметану.
— А дома у вас как, чисто?
— Чистота, порядок, самообслуживание — три раза провел рукой Луанда. Эти три слова запомнились ему вместе с моим жестом.
— Хорошо, Луанда, вечером проверю.
Он на один год старше меня, Луанда. Но таковы уж наши, педагогические порядки. Обучение — значит требовательность к воспитаннику и забота о нем. Все вместе. Луанда и Артур это хорошо усвоили, на нас не в обиде.
— Что пишут в газетах, Луанда? — спрашиваю, намыливая лицо.
— Трудно теперь у нас. Письмо получили. Может придется ехать домой.
— Когда надо, вас позовут. А сейчас учитесь. Старайтесь.
Луанда и Артур учатся на водителей тепловозов. Мы еще поговорили о работе, о практике. Но вскоре я заметил, что хитрый человек мой Луанда. Хитрит. Разговор использует для практики в русском языке. Я сказал ему, что поговорим в общежитии, после работы. И отпустил его на урок.
Когда звенит звонок, я люблю выходить в коридор. Побродить среди пацанов, потолкаться в их толчее, хотя мой сан мало оставляет мне такую возможность: увидев меня, они расступаются.
— Здрас-с-сть…
— Здрас-с-сь…
Я поворачиваюсь направо, налево.
— Здравствуйте, Юрий Иванович! — четко и довольно бесстрашно, чтобы не сказать панибратски-бесцеремонно, подступает ко мне Стасик Кирсанов. С практики заглянул. — Завтра у нас, во Дворце, соревнования, Юрий Иванович. Приходите поболеть, Юрий Иванович.
Я кивнул. Хорошо, приду, поболею. Из правонарушителей парень. Из бывших. Но училище, спорт, кажется, формируют из него человека. Что-то просвечивает важное. Прямота, честность. Наши строгие требования его не пугают: шестым чувством угадывает, что мы его, нового, с развивающимися в нем новыми черточками, любим. И любимым учителям он безоговорочно платит своей признательностью.