— Вот как? Интересно… — Семен Семенович поерзал на стуле. — А сможете? Надеюсь, вы знаете, что я подчиняюсь управлению «Главпита»? Да что, в конце концов, вам делать нечего: будете заниматься чужими делами!
— Чужими? Как чужими?! Это верно, дело хлопотное, Семен Семенович. Но если уж пойдет оно и дальше таким образом, то почему бы, в назиданье другим, не довести дело до конца?
Зав. производством обернулся ко мне лицом.
— Ну, и что же вы собираетесь делать?
— Я тоже хотел задать вопрос вроде этого? Что будем дальше делать? Работать будем или в самом деле нам пора уже расставаться?
— Хорошо. Какой вы хотите от меня работы? Вообще, чего вы от меня хотите, чтобы вместе работать?
— Во-первых, я бы хотел, чтоб вы работали с нами в контакте. Всегда. А не так: вы — свое, мы — свое, и друг дружке — враги. Мы будем приглашать и на оперативки. Когда надо.
— Что ж тут такого, особенного. Могу присутствовать. А дальше?
Он ясно понимал ситуацию. Это уже походило на деловой разговор.
— Во-вторых… Заметьте, не во-первых, а во-вторых. Но с этим вот, с этой недодачей… Не будем уж это называть кражей…
Семен Семенович вскинулся, тряхнул чубом в негодовании, испепелил меня орлиным своим взором. Старше меня, а пофрантоватее будет. Куда мне! И взор в самом деле орлиный…
— С этим надо кончать, дорогой Семен Семенович. Не должно быть этого никогда больше.
— Ну, если уж меня за жулика…
— Я сказал: не будем называть кражей. Только чтобы никогда больше не было такого…
— Вот интересно! Поставить вас на выдачу: посмотреть, как у вас получится. Лишнее положите — вылетите в трубу, недовесите — вот такой же подойдет, вроде вас, взвесит, составит акт и — пожалуйста, меняй работу.
Он стоял передо мной, тучный, рослый. Я тоже встал.
Стоящий перед сидящим имеет психологическое преимущество. Вторично усадить Семена Семеновича на стул, по-моему, не представлялось возможным, но я не хотел оставлять ему никакого преимущества, даже психологического. Семен Семенович не заслужил преимущества. И я встал тоже, вышел из-за стола.
— Менять место работы больше не будете. Если что, уйдете совсем, на другую работу. Но не в этом дело, Семен Семенович. Вот, хотите, я определю ваш собственный вес, с точностью до… до килограмма, Семен Семенович?..
По-видимому, его устраивала перемена в моем настроении, хотя и не вполне понятная. Он тут же подхватил мой легковесный тон, слегка подхихикнув:
— Давайте, попробуйте, Юрий Иванович.
— Восемьдесят шесть — восемьдесят семь килограммов, — сказал я, как бы нацеливаясь на него глазом.
— Верно! Только не угадали: восемьдесят пять.
— Ну, это еще проверить надо. К тому же я предупреждал: плюс-минус один килограмм.
Семен Семенович развеселился. Простовато хлопнул себя по бедрам. Впрочем, что-то еще беспокоило. Какой-то вопрос таился в его глазах, теплился, как уголек, подернутый легким пеплом.
— А знаете, к чему я завел этот разговор?
— Любопытно, Юрий Иванович.
Ага, вот он, вопрос, который в глазах теплился. Острым, пронзительным глазом человек сторожил мое слово.
— Когда-то я занимался спортом, Семен Семенович. Таким, где надо спортсменов взвешивать. Меня взвешивали, я взвешивал. И, знаете, набил глаз. Десять лет — все-таки опыт… А как же вы лет пятнадцать, больше даже, работаете… Как же вы до сих пор не научились отличать на глаз: где сто граммов, где пятьдесят? Что ж вы такой неспособный, Семен Семенович?
— Так вы что же, выходит, не верите? Выходит, считаете меня все-таки жуликом?
— Не верю, Семен Семенович! И никто вам никогда не поверит. И давайте не будем рассказывать басни, будто вы не можете на глаз отличить пятьдесят граммов от ста. Тридцать пять от семидесяти.
— Хорошо! Станьте на мое место!
— Нет, это нехорошо, Семен Семенович. Вы знаете, что я не стану на ваше, а вы не станете на мое, потому что обоих надо было бы учить заново. Я убежден, что глаз у вас наметан, рука твердая. И готовите неплохо. Вы вполне подошли бы для нашей столовой. Но положенную норму мяса вы делите на двоих учащихся. Делаете это сознательно. Ибо свои действия не изволите считать кражей!
Он не раз порывался перебить меня на полуслове, но, должно быть, понял, что неспроста я вернулся к этому разговору, во всяком случае почувствовал какую-то для себя угрозу в моих словах. Махнул рукой. Слушал.