— До свиданья, Асенька. И ты иди домой.
Она качала головой. Ее начальство попросило остаться. Я пожал плечами и помахал ей с порога. И вышел. И загромыхал вольным шагом вольного человека.
XVI
В городе звезд не видать. Меж фонарями мигнет малозаметная звездочка и нисколько не задержит на себе твоего внимания. Любоваться звездным шатром поезжай за город, в поле, кинь на прохладную траву, так чтоб подалее было от костра, старый полушубок или телогрейку, подыми глаза к небу — считай себе млечные пути-дороги, путешествуй с звезды на звезду, сочиняй в свое удовольствие были и небылицы о тайнах мира сего.
О человеке задумайся. О существе разумном. Поинтересуйся, впрочем, откуда приходит к человеку зло, злодейство? Отчего не претят миру людскому ни кровь, ни унижение себе подобных? Откуда нарождается все новое и новое зло: не из всепрощающих ли легенд о великих завоевателях?
И еще вопрос, коего не миновать тебе, раб, распрямивший плечи. Никуда не уйти тебе от сего вопроса. Так вечно ли противоборство добра и зла? Бесконечен ли тот хаос противоборствующих сил и качеств, которые движут саму материю? Не понадобится ли вечная дубина над головами вечных злодеев?
Печаль и раздумье были в глазах Луанды. Друг его, Артур, крепко сжимал кулаки. А чем помочь им в сию минуту? Учитесь, ребята. Работать учитесь. Водить тепловозы. Это все, чем мог я утешить.
Из общежития я ушел вскоре, как появилась в окне первая, робкая звездочка. Возможно, та, которую видел из самолета, когда рядом со мной был красивый человек, Люся.
А до Люси была Марина. Нет, не была, не просто была. Она явилась из прошлого. На мгновенье мелькнула звездочкой, чтобы взволновать грудь прежним волнением. Не знаю, зачем возвращается прошлое. Не для того ли, чтобы оживить гаснущий трепет души?
Ах, звезды, всегда-то они наводили на мысли о милых созданиях на земле.
На улице звезд не видно, сквозь загоревшиеся к ночи фонари и сам-то месяц разглядится не тотчас и покажется в веренице огней ни больше, ни меньше, как средней величины фонарем.
А где же та звездочка, которую заметил я из самолета? Из окна общежития? Сегодня? Когда слушал исповедь Иволгина, разыскавшего меня для того, чтобы поговорить с глазу на глаз? Да вон она! В другой стороне вовсе! Не мудрено же в такой толчее сбиться с ориентировки. Город — такие джунгли…
Да, а зачем он разыскивал? Иволгин? Не повиниться ли перед старым знакомым за свое поведение?.. Нет, только не это. Приди в его голову возвышенная затея: повиниться перед оболганным… Э, нет, это был бы не Иволгин… Так зачем же разыскивал?
От вахтера, от дяди Саши, по внутреннему телефону я услыхал его непохожий голос. Жалкий. Уж не раскаялся ли человек. Или опять я чего-то не понял? Мало же, мало знаешь Иволгиных, если считаешь, что они сказали последнее слово.
— Юрий Иванович, дорогой! Тысяча извинений!.. Извини, говорю, дружище! Мне надо с тобой поговорить.
— Говори. Старый товарищ…
— Ты не мог бы спуститься вниз? Если можешь, конечно…
— Могу. Не калека.
— Ну вот, я здесь подожду. Надо поговорить, но мне не хотелось бы торопиться. Можно вон перейти через дорогу, посидеть в «Ласточке».
— Спасибо, Иволгин. Но ты знаешь, в кафе с кем попало не ходят.
— С кем попало? — трубка спросила вроде бы потерянным голосом. — Хорошо, Юрий Иванович. Я сейчас подымусь к тебе сам. Надеюсь, не станешь отворачиваться, ломать комедию?
Предстал он запыхавшимся, как и положено поднявшемуся на четвертый этаж человеку тучной фигуры.
— А побеседовать все-таки надо. Ну, люди, они нам в конце концов не помешают.
Красный уголок, когда мы вошли с посторонним человеком, стал мало-помалу освобождаться. Ребята поняли по лицу Иволгина, что ему нужен разговор наедине. В конце концов он опустел вовсе: осталась пара доигрывающих партию шахматистов. Мы подсели к соседнему столику и, поглядывая друг на друга, молчали.
— После того, что случилось, мне трудно вызвать твое доверие. А надо бы. Хотя и не место для откровенного разговора, — прибавил он после небольшого раздумья.
Осторожно отметил он мою искренность и прямоту в разговоре с Гулякиным. Помолчал, возможно, ожидал ответных дифирамбов.
Густой бас разнесся по коридору:
Последняя нота была еле расслышана, возможно, доносило ее из-за плотно прикрытой двери.
Положение Иволгина было не из легких. Ему надо было что-то сказать, обязательно сказать. Именно теперь сказать. С другой стороны, ох, как хотелось ему при этом соблюсти правила хорошего тона! Какие-то свои сентенции высказать непринужденно и, так сказать, между строчек.