Анюта все еще к нему приглядывалась: знала его только с моих слов. И с удовольствием наблюдала, как я тушуюсь от Борькиных наставлений. Сам я теплел понемногу. Отходил. Остывал от злости, от философии злых людей.
— Бреешься? Шумишь? Напускаешь туману, чтобы порядочного человека сбить с толку? У самого, наверное, и бороды нет, сивая ты образина, — с ласковым журчаньем обнял я его еще раз.
— Ух, мои пирожки! — вскинулась Анюта, убегая на кухню.
Вечно так: вскинется, убежит. Догоняй потом.
Мы присматривались, можно сказать, принюхивались, притирались друг к другу, улыбаясь, впрочем, довольно широко и бессмысленно. У каждого из нас было уже что-то свое, особенное, друг без друга нажитое. И мое волненье… нет, не проходило, оно переходило в другой порядок. От присутствия Борьки Попа, от уюта домашнего тепло делалось. Я снял пиджак и ослабил галстук. Я не думал о вечно противоборствующих силах: добре и зле.
— Ух ты, бродяга! — облапил я его борцовским захватом и приподнял. Стоило отпустить, как он сам сдавил меня железными, как клешни осьминога, руками, приподнял, на диван грохнул. Задребезжала в серванте посуда.
— Что вы там делаете?! — послышался из кухни голос.
— Полундра, — я поднял руку в знак сдачи.
— Атанда! — вскочил Борька Поп и стал лихорадочно быстро оправлять на диване цветастую Анютину накидку.
Мы хохотали, как матросы на полубаке, и нравились друг другу все больше и больше.
— Эх, не показал я тебе Алешку.
— Он мне не показал! Да мы с твоим Алешкой два часа уже, как познакомились. Он ждал тебя, да я его усыпил. Заговорил.
— Ну а ты? Как ты-то живешь, Поп? Письма-то писал из-под палки.
— Так же, как ты!.. А в общем-то я тебя обогнал, кореш: к Иринке у нас еще прибавилась Леночка.
— Бракодел.
— Будут и парни. Сперва основа нужна, чтоб женщины были в роду.
— Как здоровье матушки?
— Сдает вообще-то.
— Отец?
Борька помолчал. Как будто не слышал вопроса.
Стало быть, нету отца. В наше время отцы не живут долго. И те, что с войны вернулись, — тоже. Потому что там, на войне, что-то оставлено. И нужно ли утешение, когда у человека не стало отца? Борьку Попа я счел нужным усадить рядом с собой. Выказывал ему свою солидарность. Сопел так же преданно, как в былые времена они вдвоем с Толичем сопели возле меня, показывая, что они с Толичем тут, рядом.
— С учебой как? Не завершил?
— На будущий год защищаться поеду.
— О работе, конечно, молчишь?
— А что работа? Был мастером, перешел опять в бригадиры. Рабочим поспокойнее, да не в этом дело. Учеба ведь. Ну, и материально покрепче.
— Орден, поди, имеешь?
— Один есть. Две медали еще. Да что ты все обо мне? Навалился! У тебя-то как?
— Как. Сегодня вот тоже выдали.
— Как выдали? А чего же ты, как воды в рот набрал?
Зазвонил телефон — я вскочил. Не то, чтобы за Алешку боялся, его теперь до утра не добудишься, он знает солдатские порядки: спи, пока спится. В запас спи, как Василий Теркин, спи, пока спокойно на нашей неспокойной земле. Нет, не за него боялся, он у меня знает порядки. Просто напряжение не покидало. Нервы, стало быть… Кто-то ошибся номером, я ответил и положил трубку.
— А тебе тут звонили.
Это Анюта. Явилась с подносом. Я встал было, она остановила, бровью мне показала на мое место, на гостя. Сиди, рыцарь.
— Кто звонил?
— Гулякин. И Ася какая-то.
— Че она?..
— Ну, встрепенулся. Так и скажет жене.
— Вставай-ка, друг, пошли помогать, — приказал Борька Поп на правах бывшего старосты бывшей девятой группы.
Но опять зазвонил телефон, и я узнал Асин голос.
— Ну, сразу узнал!.. Так что ты мне хотела сказать, Асенька?.. Срочное что-то?.. Да, я внимательно слушаю, Асенька. — Голос в трубке был светлый и радостный, и невозможно было предположить, что голос этот может доставить какую-нибудь неприятность. — С чем ты меня поздравляешь, Асенька? А, с отпуском! Спасибо. Убей, Асенька, а шоколадка теперь с меня. Потому что мне это как раз кстати: ко мне друг приехал. Да, да, Борька Попов, я тебе про него рассказывал. Он самый. Вот сидит, распекает меня. Он такой же, как был, Асенька: белобрысый, большеухий. И он не может, чтобы не распекать человека, — при этих словах я шире растворил дверь в комнату, чтобы слышны были мои слова.
— Я еще в лоб закатаю, — пообещал Борька Поп, когда сообразил, что заинтересованный разговор ведется о его персоне.
— Ася, загляни, если будет время. Да, познакомишься. В сущности, не такой уж он плохой человек, Борька Поп. И Аня рада будет.
Да, голос в трубке то и дело прерывался смехом.