Знака на чужаке не нашли, хотя Лот утверждал, что на шее у того, с которым он рубился, болтался какой-то медальон, правда, непонятно, Знак ли.
Остановив чужаку кровь, снесли его во все тот же сарай Матеуса, где караулили ночью. Хуторяне, наглядевшись, разошлись потихоньку, забот-то у них не уменьшилось.
Чужака усадили спиной к столбу, подпирающему кровлю. Дверь затворили, чтобы ненароком не улизнул. Огненный камень в банке фонаря горел ровно и ярко, освещая почти весь сарай.
Демида Лот отослал наружу на всякий случай: вдруг крылатые вздумают выручать своего дружка? Как не хотелось Бернаге остаться, пошел, скрепя душу. Старший есть старший, как скажет, так и будет. Глядя на него Мирон вспомнил свой первый поход на логово сагорских пиратов — тогда он был самым молодым среди Воинов, и точно так же приходилось подчиняться старшим вопреки всему.
Чужак заворочался и открыл глаза. Рука стремительно метнулась к поясу, но, не найдя ни меча, ни кинжала, бессильно опала. Издав невнятное шипение крылатый замер.
Лот в упор разглядывал его лицо. Теперь оно стало осмысленным, живым, а не бесстрастным, как раньше, когда чужак был без сознания. Он не трус, раз искал оружие, а значит его соплеменники уклоняются от схватки по каким-то своим соображениям.
— Кто ты такой? — твердо спросил Лот. — Голос Воина полнился холодом и острой сталью. Даже Мирон почувствовал себя неуютно.
Чужак хранил молчание, упрямо нагнув голову. Кидси выразительно обернулся к Мирону. Тот понял с полуслова: потянул из ножен меч и шагнул вперед. Лот наклонился, сграбастал чужака за куртку, приподнял.
— Говори, отродье! Лучше говори.
Глазки у крылатого забегали. Неожиданно низким голосом он сказал:
— Я — Суорг, меченосец из рода Хла.
— Как зовется твой народ?
Суорг казался удивленным.
— Разве люди ничего не знают о деммах?
— Ты демм?
Суорг не ответил.
— Откуда ты родом?
— С лица Мира.
— Где это?
Демм пошевелил ушами — что сие означало не понял ни Лот, ни Мирон. Наверное, прислушивался.
— Это — по ту сторону. Здесь — изнанка, там — лицо. Истинные живут там. Хотя, вам, наверняка, все представляется иначе.
— Что вам нужно в нашем краю?
Суорг оскалился:
— Спроси об этом своих трагов, бледная обезьяна!
Лот отвесил крылатому легкую затрещину.
— Не умничай, длинноухий!
Чужак вдруг ловко вывернулся, отпрыгнул вглубь сарая и пронзительно заверещал. Тотчас заметно дрогнула земля. Потом еще раз.
— Берегись! — не своим голосом заорал с улицы Бернага.
Земля продолжала вздрагивать под чьими-то тяжелыми шагами. От визга крылатого закладывало уши.
— Лот! Мирон! Наружу! Скорее! — надрывался Демид.
Кидси попытался сцапать верткого демма, но тот проворно отпрыгнул. Мирон налег на дверь; в сарай втек тусклый свет дождливого шандаларского утра, смешиваясь с желтым свечением фонаря. Лот наконец схватил за шиворот крылатого, видимо еще не пришедшего как следует в себя.
Мирон выбрался из тесного помещения, глянул за угол и обмер: прямо на сарай перла серая гора, тяжело переваливаясь и увязая в грязи. Крошечная головка на длинной шее даже не сразу бросилась в глаза. Толстенные ноги попирали землю, сотрясая при каждом шаге всю округу.
Демм опять заверещал; гора откликнулась глупым, но весьма громким мычанием. Очевидно чужак заслышал ее издалека, обладая более острым слухом (недаром прядал ушами, как лось) и теперь призывал свою зверюгу на помощь.
— Лот, уходи! Да брось ты его к чертовой матери! — голосил Демид срывающимся голосом. Мирон не видел ни его, ни Лота. Очевидно, Кидси не отпускал демма.
Зверь приближался. От сарая его отделяло теперь локтей сто. Судьбе сарая вряд ли приходилось завидовать.
Мирон, преодолевая неприятный холодок в груди, рванулся навстречу.
— Й-э-э-э!!!
Демид встрепенулся, выхватил меч и понесся на подмогу, заходя с другой стороны.
Лот, прижимая к себе брыкающегося и беспрерывно орущего демма, наконец выбрался из сарая, но так ничего и не увидел, потому что дверь выходила к поселку, а не на болота.
Чудовище продолжало мычать и сотрясать землю, неуклонно приближаясь, неотвратимое, как падающая скала. Мирон подбежал почти вплотную. Голова твари высилась на уровне печных труб — не дотянешься.
Демид тоже приблизился и с размаху рубанул по ноге-колонне. Морщинистая кожа лопнула, как гнилой орех, хлынула кровь. Но на чудище это никак не подействовало, оно продолжало переть дальше, словно ничего не произошло.
Пораженный Бернага отпрыгнул в сторону. Мирон, задрав голову кверху, бежал уже к сараю и выбирал удобный для удара момент. Шея в самом тонком месте — у основания головы зверя — была несколько толще тела взрослого мужчины, а сама голова — вдвое крупнее лосиной. Разума в этой твари было не больше, чем в пивном бокале.
Демид отдышался и бежал сбоку от поврежденной ноги, вновь и вновь взмахивая мечом и кромсая первую рану. Кровь хлестала, словно вода из пробоины в плотине.
Мирон, глядя вверх, выжидал. Вот голова медленно поплыла к земле, ближе и ближе... Размахнувшись что есть силы, Воин обрушил меч на шею чудовища. Удар, другой...
— Й-э-э-э!!!
Голова вдруг отделилась от толстенной шеи и тяжко шлепнулась в грязь; мышцы рук хором заныли, да так, что Мирон невольно охнул.
Чудище на миг замерло, по громадному телу прокатилась волна дрожи; затем пошло дальше, медленно приподнимая обезглавленную шею. Мощное колено разнесло стену сарая в щепы. Но уже на следующем шаге передние ноги подломились, отчего необъятная туша, и так горбатая, сгорбилась еще сильнее, а потом вся эта гора мяса разом завалилась набок, вминая в землю все под собой. Ноги, шея и длинный хвост продолжали дергаться и вздрагивать. Многострадальный сарай рухнул окончательно, Лот сообразил, что стоит, сжимая меч побелевшими пальцами, в боевой стойке и бессмысленно таращится на умирающего зверя. Демид, едва ускользнувший от падающей туши, сидел на мокрой земле и безудержно кашлял, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и вернуть в норму дыхание. А Мирон, опустив меч, глядел на дело рук своих, еще не веря.
Дождь невозмутимо сыпал из нависших над самыми головами туч; холодные струйки текли за шиворот. Мирон подумал, что при таком росте чудовище непременно должно задевать макушкой за тучи.
Наконец зверь перестал шевелиться; только сейчас Лот опустил меч и вспомнил о демме. Тот, естественно, под шумок удрал.
И тут до Мирона дошло, что Демид вился как раз у левого бока поверженного гиганта. В груди снова похолодело, Шелех опрометью бросился вокруг туши, на бегу чертыхаясь.
Спустя минуту он увидел и услышал Демида, по-прежнему сидящего на земле. У Мирона отлегло от сердца.
— Жив! Чтоб его! Я уж думал, что тебя подмяло.
Демид закашлялся и поднял голову.
— Эй, Шелех! Прекрасный удар!
Дождь все сыпал и сыпал, сквозь него с трудом пробился окрик Лота.
— Мирон! Демид! Где там вы?
— Пойдем, — Шелех протянул руку, помогая товарищу подняться. — Ты цел хоть?
— Цел, цел, — отмахнулся Бернага, подбирая окровавленный меч.
Рядом с Лотом собрались почти все хуторяне.
Мирон подумал, что день начался на редкость бурно. Каким, интересно, получится вечер?
Ответ на этот вопрос могло дать только время.
Тихая война велась почти двадцать пять лет. Как-то незаметно успело вырасти состариться целое поколение, не знающее Солнца. Дождь стал привычным и теперь его никто, в общем-то, не замечал. А людей, которые помнили, что небо бывает голубым, почти не осталось. То есть, многие шандаларцы, путешествующие в соседние страны, видели и небо, и Солнце не раз, но все это оставалось там, за границей болот, за реками, далеко. А дома все в порядке: холодно и сыро.
Охотников искать сокровища в озерном краю заметно поубавилось — возвращались из болот немногие, и никто — богатым. Шандаларцы возникали из тумана, как призраки, били пришельцев, жадных до чужого добра, и уходили сплошными топями, где немедленно вязла любая погоня. Никто не умел воевать в этой стране лучше тех, кто здесь родился. И местные отстояли право жить по своим законам. А когда нашествие как-то само-собой прекратилось, обитатели промокшей страны вернулись к обычным занятиям.