За ними на небольшом расстоянии следовала Сабра.
Разрушенный храм находился с другой стороны амфитеатра; и если никто специально не следил за ними, то ни арабы в своих домах, ни их собственные слуги не могли их увидеть.
Они уже подошли к храму, от которого остались стоять только две ионические колонны (остальное было разбросано по земле), когда до Сабры вдруг дошло, что и отец, и маркиз несут лопаты.
Эти лопаты были наполовину скрыты их свободными пиджаками, так что никому постороннему и в голову бы не пришло, что у них есть с собой подобные орудия.
Когда мужчины положили лопаты на землю и сняли пиджаки, Сабра поразилась, каким сильным и мужественным выглядит маркиз в одной рубашке.
Смущенная своими мыслями, девушка быстро отвела взгляд и села в густую траву поодаль от места раскопок.
Перед ней простиралась безбрежная голая равнина. Окинув ее взором, Сабра невольно подумала: какими же одинокими должны были чувствовать себя римлянки в такой дали от дома и как же они тосковали по родине.
Для мужчин всегда существует азарт и восторг в покорении и исследовании новой земли и в том, чтобы со временем сделать ее процветающей.
Для женщин же нет ничего, кроме трудностей устройства дома, воспитания детей и попыток ввести в примитивную атмосферу законы и цивилизацию Рима.
«Наверное, им было очень одиноко», — подумала Сабра.
Она забыла об отце и маркизе, потерявшись в чувствах изгнанников, которым не суждено было увидеть снова своих родных и друзей.
Должно быть, она задремала, ибо прошел почти час, прежде чем Сабра увидела, что солнце начало угасать и на землю опустились сумерки.
Еще полчаса, и станет совсем темно.
Тогда ее отец и маркиз прекратят раскопки до завтра или будут ждать, когда взойдет луна.
Работая при свете фонарей или факелов, они были бы слишком заметны.
«Надо бы поторопить их», — подумала Сабра, но ей так не хотелось покидать удобное место, где она лежала.
Словно в первый раз девушка увидела, что трава усеяна маленькими цветочками, а между стеблей желтеет песок.
А потом Сабра заметила скользящую по песку крохотную зеленую ящерицу.
Девушка поползла вперед, вытягивая шею, чтобы получше разглядеть ящерку, и восхищенно залюбовалась ее дивным цветом и юрким бегом между травинок.
Внезапно ящерка исчезла. Сабра подняла голову и увидела всадников, приближающихся по плоской равнине к храму.
Их было шестеро, явно бедуины. От» куда они едут? Куда?
Не двигаясь, она смотрела, как всадники галопом помчались прямо туда, где находились ее отец и маркиз, которые к этому времени уже углубились по пояс в землю.
Скакавший во главе кавалькады был высок, крепок и красив, с опаленным солнцем лицом и огненным взором.
На нем был бурнус с капюшоном, низко надвинутом на лоб поверх фески с длинной кисточкой и намотанного вокруг фески белого тюрбана.
Сабра довольно много читала о бедуинах и знала, что на всаднике должны быть сапоги из красного или желтого сафьяна.
Но пока девушка разглядывала его, бедуин подскакал к раскопкам, наклонился и, к ужасу Сабры, выхватил из ямы ее отца.
Отец закричал, и в этот момент двое других всадников, не спешиваясь, выволокли из ямы маркиза.
Он яростно сопротивлялся, но, застигнутый врасплох, не смог справиться с численно превосходящим противником.
Один из бедуинов вырвал лопату у него из рук и презрительно бросил ее на землю.
Прежде чем Сабра успела понять, что происходит, обоих пленников с невероятной быстротой завернули в черные бурнусы и обмотали веревками.
Несколько секунд — и их бросили, связанных и беспомощных, поперек седел двух лошадей.
Следуя за своим главарем, бедуины повернули назад, туда, откуда пришли, и исчезли в темнеющей дали.
Глава 6
Маркиз застонал от боли, когда с него сорвали веревки.
Потом с его головы стащили бурнус, но он по-прежнему ничего не видел и понял, что находится в темноте бедуинской палатки.
Сильные руки обшарили его карманы, забрали деньги, а самого его бросили на пол.
Маркиз не пытался сопротивляться, понимая, что это бесполезно: среди его похитителей есть такие, которые легко утихомирят его одним ударом.
Поэтому он лежал неподвижно, надеясь, что бандиты подумают, будто он потерял сознание после мучительной скачки поперек седла.
Лишь уверившись окончательно, что остался один, он сел, растирая сначала руки, чтобы восстановить кровообращение, затем ноги.
Ситуация была крайне неприятная.
Маркиз уже догадался, что его похитили бедуины, которые потребуют очень большой выкуп.
Невозможно было скрыть от людей, живущих возле амфитеатра, тот факт, что он богатый человек, который платит за большой караван. А разбойники-бедуины известны своей алчностью в отношении туристов.
Все бедуины — кочевники, переезжающие с места на место, и в большинстве своем — люди честные и заслуживающие доверия. Но, как и в любом обществе, среди них есть те, кто способен на самое гнусное преступление.
Маркиз сидел, восстанавливая дыхание.
Головокружение постепенно проходило.
Маркиз попытался вспомнить все, что узнал о бедуинах в своих предыдущих странствиях по Востоку.
Ну, во-первых, они очень суеверны.
Все мужчины, женщины и дети носят на шее амулеты вроде лапы дикобраза, похожей по форме на человеческую руку, так как рука, по их представлениям, самый действенный талисман против «дурного глаза».
Во-вторых, что бы бедуины ни делали, они все делают во имя Аллаха, и ни одно их высказывание или поступок не обходится без восклицания: «Хвала Аллаху!»
Мысленно перелистывая книги о Тунисе, купленные для него Саброй, маркиз догадался, что его похитители — суасси, о которых известно, что они живут на севере от Дьема.
Похоже, это маленькое племя было очень воинственным.
Маркиз подумал, что остальное узнает завтра, когда увидит их главаря.
Он нисколько не сомневался, что разбойники потребуют немалый выкуп, причем наличными.
А чтобы получить деньги, каравану придется идти обратно в Тунис.
Маркиз подсчитал, что на дорогу туда уйдет пять — семь дней и столько же на возвращение.
Эта мысль ужаснула его, но он не видел способа ускорить события, если только у главного погонщика не найдется при себе крупной суммы денег.
А так как это было в высшей степени невероятно, маркиз стал лихорадочно обдумывать возможности побега.
Но тут как раз вернулись бедуины.
Услышав, как они развязывают полы палатки, маркиз снова лег и закрыл глаза.
И только теперь понял, что лежит не на песчаной земле, а на циновке и что, пока он во власти бедуинов, эта циновка будет ему и ложем, и столом, и стулом.
Он знал, что кочевники путешествуют налегке, не обременяя себя вещами.
У них нет ничего, что не является необходимостью, и уж конечно, никаких удобств по европейским меркам.
Двое мужчин вошли в палатку, которая была настолько низкой, что им пришлось пригнуть головы, и приблизились к маркизу.
Он лежал неподвижно, не открывая глаз, и только почувствовал, что ему связывают ноги.
Затем бедуины вбили в землю крепкий столб и привязали к нему его руки.
Маркиз в тревоге осознал, что обречен на многочасовую неподвижность, которая станет невыносимой в дневную жару.
Но протестовать — он знал — бесполезно.
Оставалось надеяться, что при встрече с главарем он сумеет выговорить себе более терпимые условия.
Бедуины принесли с собой фонарь, но маркиз нарочно не открывал глаз.
Он не сомневался, что это сильные, широкоплечие молодые мужчины и он при всем желании не одолеет их обоих.
Бедуины за все время не проронили ни слова, и вышли они из палатки так же молча, как вошли, снова оставив его в темноте.
По времени, которое потребовалось бандитам, чтобы доставить его с Киркпатриком сюда, маркиз высчитал, что они находятся не больше, чем в миле от Эль-Дьема.