Яйлым-ага повернулся к всадникам.
— Эскадрон, слушай мою команду! Стройся!..
И вот уже конники скрылись вдали. Путь их лежал на запад.
Вскоре в аул прибыл уполномоченный из центра. Его сопровождал переводчик. Айдогды не поверил своим глазам: переводчиком был тот самый человек, который сопровождал белого эбсира в ту ночь, когда чуть не поймали Яйлым-агу. Только теперь вместо красивой каракулевой шапки на нем была кожаная фуражка.
На открытой веранде, айване, было людно. На самом почетном месте сидел белобородый аксакал по имени Каджар-чапык. Рядом с ним — уполномоченный, а за ним — переводчик в кожаной фуражке.
— Уполномоченный, — говорил Каджар-чапык, обращаясь к нему, — мы поняли тебя. Мы поняли, чего хочет новая власть. Она хочет, чтобы во главе села стоял человек, который зарабатывает себе на жизнь собственным трудом. Так?
Переводчик что-то тихо сказал уполномоченному и встал. В руках у него была фотография размером с ладонь, напечатанная на плотной бумаге.
— Принято решение, — объявил он, — переименовать ваш районный центр. Теперь он будет называться Гинцбург — в честь погибшего героя революции.
Карточка переходила из рук в руки. Когда она дошла до Айдогды, мальчик невольно вскрикнул:
— Это же он! Он, тот герой, которого расстреляли солдаты.
Наступила тишина.
— Ты не можешь его знать, — внушительно сказал переводчик. Он хотел казаться спокойным, но глаза выдавали волнение. — Ты не мог знать или видеть товарища Гинцбурга. Он был комиссаром Казанского полка. Говорили, что он попал в плен тяжело раненным, а потом был расстрелян, но никто не знает, как это случилось и где.
Уполномоченный внимательно слушал.
— Ты действительно узнал его? — спросил Поладов, показывая Айдогды фотографию.
— Яйлым-ага, я видел это. Своими глазами. Белые расстреляли его.
— А среди карателей ты никого не узнал? Сарыбекова, например, не видел? Ну, переводчика этого?
— Н-нет, не помню его.
— А ты не спеши… вспомни хорошенько. Может, все-таки он был там? Этот человек мне подозрителен.
Поладов напряженно смотрел на Айдогды. Похоже, ему очень хотелось услышать: «Да, был».
— В дальнем конце среди зарослей стояли какие-то люди… но я не мог разглядеть их.
— Постарайся вспомнить, Айдогды. Это очень важно. Я уверен, что Сарыбеков был там. Нам известно, что он служил у белых. Сарыбеков из богатой семьи.
— Если он был у белых, почему вы его не арестуете?
— Он хитер. Говорит, что специально был заслан к белым. А те, кто могли бы это подтвердить, погибли в боях. Мы пока не можем доказать, что это не так. Но ему не доверяем. Поэтому о нашем разговоре никому ни слова. Я думал, ты поможешь мне в разоблачении врага. Но ты мне не помог.
— Яйлым-ага! Ты же сам сказал, чтобы я говорил только правду. Даже под страхом смерти.
— Кстати… сколько овец у Мурзебая? — спросил Яйлым-ага.
— Было триста.
— Было? А теперь?
— А теперь пятьдесят. Остальных он продал.
Не знал и не ведал Айдогды, к чему приведут его слова…
Вскоре мальчика позвал к себе Сахиб-мулла.
— Ты хотел учиться? Так и быть. Я научу тебя читать и писать. Благодари за это Мурзебая, хотя своими необдуманными словами ты причинил ему большой вред.
Место Айдогды было на самой дальней скамье, рядом с другими новичками, только что приступившими к ученью. Но мальчики, которые должны были сидеть с ним рядом, пересели на другие скамьи. Никто в классе не разговаривал с Айдогды, словно его вообще не было, а если он к кому-то обращался, от него молча отворачивались.
После занятий Сахиб-мулла велел ему задержаться.
— Кажется, ребята обижают тебя, Айдогды?
— Да, почтенный.
— Ты сам виноват в этом. В том, что люди отворачиваются от тебя. Тебя считают доносчиком, а это самый большой грех.
— Я ни на кого не доносил.
— Ты оклеветал такого замечательного человека, как Мурзебай. Ты наговорил на него Поладову, и теперь на твоего односельчанина будет наложен огромный штраф.
— Но я…
— Твои оправдания только уличают тебя. Разве Поладов не спрашивал тебя о том, сколько овец держит почтенный Мурзебай?
— Но ведь я сказал правду. Откуда я мог знать, что овцы Мурзебая где-то скрываются?
— Правда бывает разной, мальчик. Видишь — ты сказал правду, а человек из-за твоей правды пострадал. Подумай: не лучше ли, чтобы неправда приносила пользу, чем правда, от которой людям становится плохо? Ты, конечно, знал Шихли-кузнеца?