— Любой рядовой солдат арийской расы намного выше азиатского генерала. А я служу в войсках СС, и это означает, что я принадлежу к избранным арийцам.
— А вам известно, что древняя Ариана находилась как раз там, где моя родина, в Туркменистане. И туркмены, в том числе и я, являются арийцами в самом полном смысле этого слова.
— И вы впрямь считаете себя арийцами? — недоверчиво усмехнулась Урсула. — В самом деле?
— Мой череп обмерили в Берлинском центральном научно-исследовательском институте и выдали свидетельство о принадлежности к высшей расе.
Открыв дверь, Шустер удивленно уставился на Меджек-хан, а та сделала вид, что не замечает его. Наконец, когда зловещая тишина сгустилась до предела, она сказала:
— Шарфюрер, посмотрите, там, кажется, стоит какой-то господин.
«Господин?!»
Разъяренный Шустер шагнул вперед.
— Что это еще за чучело? — обратился он к Урсуле, кивнув в сторону гостьи.
— Она утверждает, что является правительственным посланцем.
— Она слепая, что ли? Не видит, кто вошел?
— Встать! — скомандовала Урсула. — Перед вами гауптштурмфюрер СС.
— Я не служу в армии и не обязана соблюдать ваши порядки.
Не владея собой, Шустер разразился грязной бранью.
— Я тебя заставлю встать, ты… Ты у меня запомнишь, как следует разговаривать с арийцем.
Меджек-хан не поднималась со стула и смотрела на Шустера с нескрываемой брезгливостью.
— Встать!!
— Вы просто идиот, гауптштурмфюрер.
Шустер схватился за пистолет, но тут между ним и Меджек-хан оказался майор Хильгрубер, уже с минуту не без удовольствия наблюдавший за этой сценой. «Да, Шустер никогда не сумеет разговаривать с азиатами. Тем более с азиатами, дорожащими своим достоинством. Но эта… назвать гауптштурмфюрера СС идиотом. Похоже, что им и впрямь неведом страх…»
Улыбаясь, он шагнул к Меджек-хан.
— Я вижу, знакомство состоялось. Разрешите представить вам нашего храброго гауптштурмфюрера Шустера. Это настоящий фронтовик.
Меджек-хан сухо сказала:
— Гауптштурмфюрер отменный собеседник, господин майор. Мы очень мило поговорили.
Шустер запихнул пистолет в кобуру, круто повернулся и вышел, бормоча ругательства.
— Пусть вас не удивляет некоторая грубость фронтовика, — с легкой иронией произнес майор, кивая на дверь, за которой исчез эсэсовец. — В боях с вашими соотечественниками он каждый день теряет своих товарищей.
— Значит, мои соотечественники доказали господину гауптштурмфюреру, что и на поле боя не уступают представителям германской нации.
— Мы вовсе не считаем всех азиатов людьми низшей расы, — примирительно сказал Хильгрубер. — Он поднял с пола удостоверение, оброненное Меджек-хан, и заинтересованно прочитал его. — Вот видите, — сказал он, — было бы в высшей степени несправедливо, если бы такая прелестная и мужественная женщина, как вы, оказались принадлежащей к низшей расе. И все-таки… вы оскорбили Шустера. А он не из тех, кто забывает обиды.
«А может, мы и впрямь недооцениваем этих людей, — думал Хильгрубер, расставшись с Меджек-хан. — Мы заставляем их служить нашим целям, и это, конечно, правильно. Весь вопрос в том, как. Нужны ли нам люди пришибленные, неполноценные, готовые по первому слову выполнить приказ, потому что служат из страха? Но ведь страх можем внушить не только мы, И тогда, значит, они предадут нас в любой момент? Приходится это признать. А каким образом они будут управлять народом? Сможет ли эффективно управлять народом существо, которое корчится от страха перед плеткой хозяина? Кто захочет подчиняться, скажем, какому-нибудь Гарахану? Особенно если речь идет о таком гордом народе, как туркмены. Они с презрением отвернулись бы от подобного правителя. А вот Тахирова не отвергли бы…»
— Господин Тахиров, позвольте сказать вам, что вы вызываете у меня чувство искреннего уважения, — сказал майор при очередной беседе. — Вы настоящий руководитель, сильная личность. Я подозреваю, что вы предпочли бы умереть стоя, чем жить на коленях… так, кажется, у вас говорят.
— И все-таки пытаетесь поставить меня на колени?
— Это вам так кажется. Я взываю к вашему здравому смыслу, стараюсь помочь вам.
— Не мне, а себе.
— И себе, — согласился майор. — Но и вам тоже. Я хочу поднять вас в полный рост, господин Тахиров. А вы имеете шансы подняться очень, очень высоко, можете мне поверить. Все зависит от вашего решения. Все в ваших руках. Даже при самых неблагоприятных обстоятельствах вы остаетесь хозяином собственной судьбы. Вы рождены не для повиновения. Вы достойны возглавить туркменский народ в борьбе за настоящую свободу, о которой он мечтал столько веков…