Какой азарт!.. Крыло ностальгии на секунду накрыло капитана. Он вроде бы даже расслышал звон разлетающихся монеток…
«Волга» остановилась перед кирпичным старым домом с номером на торце «ДОС-5». «Опять общага», – расстроился Петренко.
ДОС действительно оказался общагой. Петренко, сопровождаемый лейтенантом, долго шел по длиннющим коридорам. Краска на полах была стерта тысячами офицерских сапог и полуботинок. Где-то плакал-заливался ребенок.
Однако поместили Петренко в отдельный номер. Здесь имелся совмещенный санузел и даже холодильник. Номер был на удивление вылизан – видно, специально постарались для московского чина. Блестел всеми трещинами тщательно протертый стол, гордо возвышалась подушка в накрахмаленной наволочке, а унитаз закрывала буржуазная полосочка – пломба. Но воздух в комнате стоял унылый и затхлый: несмотря на жару, окна были закупорены. Сопровождающий лейтенант буркнул:
– Располагайтесь… Горячая вода – с шести до восьми утра и с шести до восьми вечера. Холодную иногда тоже отключают, так что наберите себе про запас в ванну… Вот тут, если надо будет слить, есть ковшик… Свет иногда тоже отключают. Но ненадолго. Зато – вот телевизор…
Лейтеха щелкнул выключателем. На черно-белом экране что-то зарябило. «Семь программ!» – с гордостью пояснил лейтенант.
Затем участливо спросил:
– Отдохнете с дороги?
Петренко, не распаковывая, зашвырнул чемодан в скособоченный шкаф и сказал лейтенанту:
– Немедленно отвезите меня к командиру части.
Лейтенант опешил:
– Но… мне надо уточнить…
Петренко безапелляционно повторил:
– Я сказал – немедленно.
Через пятнадцать минут он уже разговаривал с полковником Букаевым, командиром части, расположенной в Азове-13.
Полковник Букаев оказался толстяком необъятных объемов. «Размер пятьдесят восьмой, а то и шестидесятый», – не преминул отметить про себя Петренко.
– Оперативно, оперативно, товарищ!..
– Капитан, – подсказал Петренко, пожимая руку командиру части.
Букаев, привставший для рукопожатия, облегченно опустился в огромное кресло. В кабинете работало три вентилятора – два настольных и один, с громадными лопастями, скрежетал под потолком. В порывах горячего сквозняка, сбиваясь с курса, неровно кружили мухи.
Петренко окинул цепким взглядом Букаева. Работа научила его составлять психологический портрет собеседника в считанные секунды. «Толстяк. И умело это использует. Прикидывается наивным, добродушным простачком. Хотя ох как не прост. Иначе не дослужился бы до полковника… – сделал предварительный вывод капитан. – Как его определить одним словом? Какую дать ему «рабочую кличку»? Чтобы лучше запомнился?» Петренко на секунду задумался, а затем откуда-то из подсознания, даже против его воли, в мозгу всплыло: Железный Пончик.
Петренко черканул в блокноте: «Полковник Букаев – Ж.П.»
Командир части тоже с минуту буравил Петренко заплывшими глазками и по-бабьи принялся причитать:
– Что же это делается, а? Какая беда случилась!.. Из Москвы человека прислали!
При этом он вглядывался в Петренко, следя за его реакцией.
Сергей отреагировал спокойно:
– Случилось – убийство. И наша с вами задача, – с нажимом сказал Петренко, – его раскрыть.
– Кольцов! Ванька Кольцов! Какой парень был! Умный, красивый!
Петренко пожал плечами:
– Почему – был? Его что, убили?
Букаев мгновенно отреагировал, совсем не смутившись:
– Просто жалко человека. Жена погибла. Такая трагедия!
«Ага, ты считаешь, что убийца – Кольцов! – подумал Петренко. – Интересно, знает ли Букаев, сколь странно погибла Кольцова?.. – задался вопросом Петренко и тут же ответил сам себе: – Конечно, знает. Иначе какой он командир части. А раз знает – значит, вскорости будет знать и его супруга-полковничиха. И собутыльники полковника… А там и весь городок. Потом и вся Ростовская область наполнится дикими слухами… А потом – вся Россия. В газеты попадем… Скверно… Надо пресекать утечку и – одновременно – создавать легенду».
– Полковник! – жестко сказал Петренко, намеренно игнорируя обращение «товарищ». – Вас предупредили, что во всем, что касается данного дела, вы подчиняетесь мне? И выполняете все мои приказания?
– Д-да… – промямлил опешивший Букаев.
– Ну так вот: если информация о том, как погибла Кольцова, выйдет за эти стены, с погонами можете распрощаться. Уволят с позором. Это как минимум. А то и под трибунал пойдете. Ясно?
Полковник сразу как-то обмяк.
– И еще, – продолжил Петренко, – мне нужны помощники.
– Лейтенант, который вас встречал…
– Я имею в виду нормальных помощников, – повторил капитан.
Толстяк пролепетал:
– Будут, будут… Все будет!..
Генералу принесли шифровку в тот же день уже в 11.15.
Он внимательно просмотрел бумаги.
Ничего особо необычного в случившемся не было.
Простая публика даже не подозревает, сколько удивительного, непонятного, непознанного происходит в такой огромной стране, как Россия. Происходит еженедельно, ежедневно. Кое-что из так называемых чудес попадает в газеты. Что-то становится предметом пересудов. Многое вовсе остается незамеченным. Но практически все случившееся в итоге получает разумное, логическое, вполне материалистическое объяснение.
Практически все. Но – не все.
Шифровку, доставленную генералу, можно было бы оставить безо всякого внимания, если бы не то место, где событие произошло.
А что, если он – один из этих? Из тех немногих, кто остался?
От одной этой мысли генералу на долю секунды стало жарко.
Он нажал интерком, вызывая помощника.
Благодаря личному участию самого полковника Букаева Петренко через пять минут получил в свое распоряжение отдельный кабинет. Он принадлежал начальнику особого отдела, убывшему в настоящее время в отпуск. Здесь стоял опечатанный сейф, имелось два вентилятора и два телефона. На полке синело полное собрание сочинений Ленина в пятидесяти пяти томах. На стене висел к тому же и ленинский портрет. Портрет огромный, казавшийся несоразмерно большим для такого кабинета. «Видно, раньше этот Ильич висел в красном уголке части, – мельком подумал Петренко. – Затем его приказали вынести, а особист к себе притаранил. Интересный, видать, фрукт этот особист».
Спустя три минуты в распоряжение Петренко прибыли помощники. Это были два молодых особиста – оба в звании старшего лейтенанта. Фамилия одного была Жуков, а второго – Дубов. Первого звали Саша, а второго – Паша. Или, напротив, Жуков был Пашей, а Дубов – Сашей? Словом, старлеи были так молоды, подтянуты и неразличимы между собой, что у Петренко даже не получилось придумать для каждого отдельную кличку. Обозвал он обоих одинаково, во множественном числе: «Грибочки».
Первому из них, кажется, Жукову, Петренко поручил умереть, но выяснить, куда мог уехать капитан Кольцов.
– Поспрашайте соседей, друзей, сослуживцев… Проверьте поликлинику – может, ему давали путевку в санаторий?.. И у него, кажется, есть машина?
– Так точно!
– Он на ней уехал?
– Предположительно.
– Тогда поговорите в гаражах. Может, кто из соседей по боксам знает куда… А потом – проверьте авиа– и железнодорожные кассы: не брал ли Кольцов билет…
– Только Ростов-Дон проверять?
– Пока да… И узнайте адрес его родителей – если они живы, конечно… Про братьев-сестер – тоже… И других близких… Может, адреса друзей Кольцова узнаете… И все, что нароете, немедленно сообщайте мне.
– Есть! Разрешите приступать?
– Валяйте.
«Грибочек номер один» вышел – сосредоточенный до важности.
Второму Грибочку Петренко поручил договориться о встречах, которые он решил провести непременно сегодня.
Участковый Андрей Пивоваров отчаянно хлюпал носом и ежеминутно чихал, старательно отворачиваясь в сторонку. Он смущался из-за того, что предстал перед московским гостем в таком непрезентабельно простуженном состоянии, и нервно теребил промокший платок.