- Степь пахнет, как девушка, - говорил он.
Дело свое он знал. Отары его лучше всех других в районе нагуливались. Вовремя и к ручью подгонит, и на соленые камни отведет, и сладкую степную траву умел отыскивать. Он редко сходил с лошади, весь день покачивался в седле, улыбался своим мыслям и, закидывая в небо голову, пел песни по-казахски, сам тут же сочиняя слова, - обо всем, что перед собой видел:
Плывет облако,
а Якубов на коне плывет,
Не догнать облаку Якубова,
потому что Якубов - лучший наездник
и все девушки только на него смотрят...
- Без степи жизни нет, без баранов жизни нет, - любил повторять он, и была для него в этих словах прочувствованная и пережитая всем сердцем мудрость.
Но однажды случилось неслыханное - степь исчезла. Конечно, это произошло не за один день, а за много недель. Но степь действительно исчезла.
Построили на реке плотину, и вода за лила степь.
И степь стали звать Приклинским морем.
Сначала Якубов просто в толк ничего не мог взять. Не верил. Как же сама вековечная степь исчезнуть может? И лишь когда река разлилась, волны нового моря подошли прямо к самому селу, где жил Якубов, Якубов заплакал.
В селе был митинг. Произносили речи, а потом Сережка-конюх взошел на трибуну и сказал:
- Спасибо, товарищи строители, теперь наша земля плодоносить будет.
Этого Якубов уже не мог вынести - благодарить за то, что степь-кормилицу под воду спустили! Он плюнул и, расталкивая народ, пошел через площадь домой, ни на кого не глядя.
Весь вечер он просидел у окна, встряхивая головой и плача:
Ушла степь,
ушла степь навеки,
горькими слезами полынь плачет,
серебряными слезами...
Якубову предложили перегнать отары километров за сто на другие пастбища.
- Куда пойду? Траву там не знаю, воду там не знаю, здесь сидеть буду...
Так и не поехал никуда.
Однажды поймали в море много рыбы. Село волновалось. Рыбу жарили на дворах, варили уху. Ребятишки бросали разварившиеся хвосты собакам. Собаки нюхали и отворачивались - не в привычку.
Якубов не стал рыбу есть.
- Подарок шайтана, - сказал он небрежно.
Время шло, и жить Якубову становилось все труднее. И заработков нет, и, что всего обидней, никто уже не относился к Якубову с прежним уважением. Раньше сам председатель останавливался возле коня Якубова и говорил:
"Привет знатному чабану".
А девчата облокачивались на плетни и ласково щебетали:
"Давно не наведывался в село, Ахмед".
Якубов изгибался в седле, бил плетью по сапогу, ронял:
"Дела". - И, не выдержав серьезного тона, улыбался.
Нынче нелегко стало жить Якубову.
Пришел к нему в дом председатель. Сказал:
- Сколько времени еще у окна сидеть будешь? Хочешь, Якубов, мотористом на катере стать? Колхоз катер покупает.
Если бы сказали Якубову, что степь из-под воды выплыла, он бы меньше удивился.
- А что делать? - спросил.
- Людей перевозить.
- Ишак людей возит.
- Пойми, чудо-голова, ты за штурвалом - всему морю хозяин.
Долго молчал Якубов и вдруг неожиданно для самого себя сказал:
- А капитанскую фуражку мне дадут?
...Через месяц вернулся Якубов с курсов мотористов. На нем была черная суконная фуражка, пояс с бляхой и тельняшка. И хотя было прохладно, он шел распахнув пиджак, чтобы все видели голубые полосы.
- Да это Якубов! - первыми закричали мальчишки.
- Ахмед! - воскликнули девушки.
- Джигит моря, - торжественно сказал Абдулла-парикмахер.
Вот уже скоро год, как водит Якубов катер по морю. В воскресные дни, когда девушки выходят гулять на берег, Якубов лихачит. То вздымает веер брызг, рубя носом катера волну, то подходит под волну, взлетая вместе с ней, и при этом поет протяжно, по-казахски, обо всем, что видит:
Плывет Якубов
по волне синей,
а волна пляшет, как джигит,
а Якубов джигит еще лучше!..
И снова Якубов улыбается.
И когда теперь спрашивают у Якубова: "Моряк, как море?" - он обычно отвечает: "Море - хорошо. Оно, как степь, полынью пахнет".
1962
НИКАНДР ИВАНОВИЧ И АЛЕША
1
Район был степной, и второй секретарь Никандр Иванович с виду был истинный степняк - небольшого роста, загорелый, в просторном полотняном костюме. Фуражку он носил крытую серой парусиной, с высокой тульей.
Район был, как говорили в области, "благополучный": пшеницу вовремя убирали, зачастую и план с лихвой перекрывали; наглядная агитация, за которую Никандр Иванович нес персональную ответственность, всегда была на высоте. Плакаты и диаграммы украшали сельские улицы, на проселочных дорогах их было такое количество, что у шоферов рябило в глазах.
Однажды ночью районное руководство разбудил звонок полевого телефона. Звонил руководитель поисковой геологической группы, которая работала в районе. Голос у геолога был хриплый и восторженный. Нарушая всякую официальность, он кричал:
- Братцы! Провели анализ проб! Братцы! Какие здесь залежи!
Через несколько месяцев приехали первые рабочие. Они селились в палатках, создавали рудник, ставили город. Весна была злая, хлестала мокрым снегом, топила ноздреватые сугробы вдоль реки, и река, ошалевшая от воды, бунтовала.
В самом начале весны прислали в район из Свердловской партшколы нового работника Алексея Сергеевича, на должность заведующего отделом пропаганды и агитации. Он был молод, лет тридцать от силы, широкоскул и вихраст. Его родные места были километрах в семидесяти от райцентра, но земля там уже была другая - башкирская. Никандру Ивановичу он с первого взгляда понравился - не модник, штаны широкие и пиджак привычного покроя.
Алексей Сергеевич с головой ушел в новую работу. Пропадал на стройке, домой приходил поздно, весь в рудничной пыли и яростно мылил свои вихры. Хозяйка, у которой он квартировал, звала его по-матерински - Алешей, а скоро и люди в поселке стали его так называть, - правда, не в глаза, между собой.
Никандр Иванович как-то заметил:
- Объездная дорога у рудника лозунгами не оформлена.
- Что ее оформлять, там ведь березы такие, наши щиты весь вид испортят.
Никандр Иванович даже карандаш прикусил от неожиданности.
- Как испортят? Ну это просто... просто антипартийно!..
"Антипартийно" было любимое словечко Никандра Ивановича, он в него вкладывал свой смысл, нечто вроде "плохо", "нехорошо", "возмутительно".
Алексей Сергеевич вздрогнул и сказал:
- А мы это на бюро вынесем.
И вынесли. И решили: плакатов по той дороге не вывешивать, потому что березовая роща так украшала степь и, как сказал первый секретарь, "это было бы навязчиво и неэстетично".
После этого происшествия Никандр Иванович взглянул на своего молодого заместителя совсем иными глазами. Вихры уже не казались ему мальчишескими, а, наоборот, вызывающе торчали на голове.
2
Случилась беда.
Неожиданно жарко засверкало солнце, и снежные лавины бурно хлынули в реку. Река поднялась, вода сравнялась с берегами, стала медленно разливаться. "Запруду надо ставить", - решило начальство.
Все население рудничного городка бросилось к реке. Машины буксовали в рыхлом снегу, рабочие срывали ватники и швыряли под колеса. Алексей Сергеевич весь день был на берегу. Он сам схватил лопату и вместе со всеми пробивал дорогу машинам...
К вечеру стало ясно - утихомиривается река. Рабочие еще хлопотали возле воды, но двое вытерли рукавом ватника вспотевшие лица и пошли по дороге в поселок.
- Куда? - крикнул Алексей Сергеевич.
Парни остановились, замялись.
- Сам видишь, - сказали, - работу кончаем, насквозь люди промокли... Общество нам поручило взять горячительного на всех, пока магазин открыт...